Когда ночь сменяет ночь. Книга 2 - страница 14

Шрифт
Интервал


4. Глава 4

…Мы бродили по Тиуанако, городу-призраку в джунглях Боливии, безмолвному памятнику когда-то великой цивилизации. Полуразрушенные стены, уродливые каменные истуканы, уходящая в никуда лестница гигантского зиккурата[1] и серебристый свет тропической луны, придававший этому месту ещё более призрачный вид. Остановившись перед грубой каменной аркой, я рассматривала угловатые изображения животных и птиц.

— Врата Солнца, — послышался рядом тихий голос Арента.

Я перевела взгляд на фигуру с выпученными глазами и подобием гривы вокруг головы. По всей видимости, она символизировала солнце.

— Всё-таки это печально — удел человека и всего, что им создано. Одно строение или целая цивилизация — рано или поздно всё обращается в прах.

— Это удел не только человека и того, что им создано, — возразил Арент. — Разрушению обречено всё. Но ничто и никто не заслуживает этого больше, чем человек.

— За что ты так ненавидишь людей?

— Это не ненависть. Скорее презрение, которое только усиливается с каждым проходящим столетием. Но не только это. Разве ты не видишь закономерности? Каждая из наиболее развитых культур, возникнув из ниоткуда, переживает небывалый подъём, прежде чем снова исчезнуть в никуда. И чем стремительнее взлёт, тем неизбежнее и сокрушительнее конец. За наградой следует расплата.

— Наградой? — недоумённо переспросила я.

— Ты ведь не думаешь, что величие человеческих цивилизаций было создано исключительно людьми. Поражающие воображение постройки, внушающее трепет могущество.

— Демоны…— догадалась я.

Арент кивнул.

— Почему иначе, перед тем, как исчезнуть, все великие народы так глубоко погрязали в пороках, которые клеймили в начале своего существования.

— А как же высшие силы…— я запнулась, — другие высшие силы? Разве они никогда не вмешиваются?

— Разумеется, вмешиваются. Но окончательный выбор остаётся за человеком, а искушение чаще всего оказывается слишком велико.

— Sed et illa propago contemptrix superum saevaeque avidissima caedis et violenta fuit[2], — вполголоса пробормотала я пришедшую на ум фразу.

Арент погладил меня по щеке.

— Ты делаешь успехи. О такой ученице можно только мечтать.

Я быстро отвернулась. Вдали виднелись тёмные очертания гор, покрытых густой тропической растительностью, и я шутливо бросила:

— Ты ведь не против прогулки по ночным джунглям?