Чтобы прояснить для себя выявленную несуразность, решил
поступить по-простому –вступить в контакт с местными и все у них
разузнать. Ну не откажутся же они, в конце концов, помочь ближнему.
Особенно, если это не будет им ничего стоить.
На соседней лавке дремала бабулька с клюкой, через проход от нее
о чем-то хихикали две румяные молодухи с корзинками. Девиц и
бабульку я тревожить не стал, прикинув, что первые могут меня
«неверно понять» (знакомиться в поезде – это так романтично), а
вторая – спросонья, поэтому врубаться в ситуацию будет долго. Лучше
напрячь тусующихся около тамбура «пацанов».
- Привет, мужики. Не в курсе, какая конечная? До Москвы доедем?
– обратился я к стоящим парням.
Все трое уставились на меня мутными взглядами.
М-да, кажется, я немного погорячился. Мужики были явно навеселе.
А «быковатый» так и очень навеселе. Того гляди, перейдет в
следующую стадию, когда исчезают все и всяческие тормоза и народ
начинает активно искать приключений. Тех самых, которые на пятую
точку.
- Он! – «бычара» качнулся вперед, икнул и ткнул в меня
пальцем.
- Кто он? – спросил белобрысый.
- Вчерась в Колотайкино, – пьяно продолжил стриженный. – Он это
был, зуб даю.
- Да не, не он, – усомнился третий из «пацанов», рыжий. – У того
вроде морда пошире.
- Почто Комару ухо отгрыз, гаденыш? – не слушая сотоварища,
рыкнул стриженный и вновь потянулся ко мне, словно бы
собираясь схватить за грудки.
- Э-э, мужики. Вы меня с кем-то путаете, – я отступил на полшага
и приподнял руки в примирительном жесте. – Всё нормально,
встретились – разошлись. Никто никого не трогает.
Вступать в перепалку с аборигенами, а, тем более, драться мне
сейчас совсем не хотелось. Рыжий и белобрысый, по всей видимости,
придерживались похожего мнения.
- Филька, не лезь. Вохра путейская набежит, всех повяжет, –
попридержал рыжий «возбудившегося» приятеля.
Но тот, кажется, уже вошел в раж. Не обращая внимания на
дружбанов, он рванулся ко мне:
- Молись, гад.
Увернуться от летящего в голову кулака было несложно –
координация Фильки оставляла желать лучшего. Я отшагнул в сторону,
а Филимон (или Филипп – фиг знает, как его звали на самом деле), не
удержав равновесия, запнулся о клюку мирно дремлющей бабки и
грохотом повалился в проход.
- Ой, ты ж, господи! – моментально проснувшаяся старушенция
выпучила глаза, охнула, всплеснула руками и вдруг, совершенно
неожиданно для меня, принялась охаживать «тросточкой» упавшего
стриженного.