И их ссоры, той самой, что они старались не вспоминать, уже не будет.
Той самой, когда она наговорила лишнего, а он её ударил.
Да, когда-то Ирка тоже думала, что для неё это табу. Если мужик поднимет на неё руку — это будет последнее, что он сделает. Она его выгонит или уйдёт. В общем, на этом всё закончится. Но когда щёку обожгло, а Петька в ужасе уставился на её лицо, потом на свою руку, Ирка вдруг и поняла, что он был создан для неё. Что он один знал, что с ней делать. Один мог приручить и удержать.
И она его простила.
Когда Воскресенский ради сына переехал из Москвы в Хабаровск, Ирка сочла это глупой идеей.
Зная, насколько Андрей закрыт, нелюдим, необщителен и весь в своём мире, она ждала, что Вадим быстро разочаруется и когда ему надоест пробиваться через стену, сдастся, засобирается обратно. Так стоит ли начинать?
Но Воскресенский удивил. Может, Ирка, не учла, что родная кровь — не водица. Может, не подумала, что Вадим тоже был необычным ребёнком, а потому как никто понимал маленького отшельника. В любом случае она ошиблась. Вадим не просто не сдался — ему это словно ничего не стоило. Казалось, он и не прилагает никаких усилий — они с сыном просто понимали друг друга и всё, а ребёнок, наконец, нашёл кого-то равного себе, и даже во многом превосходящего.
Его отец знал ответы на все вопросы. Одной рукой, зажав длинными пальцами, собирал головоломки, которые никто не мог собрать. Как орехи щёлкал математические задачки. Один знал, что такое волчья квинта и каденция. Один понимал, что значит реликтовое излучение, как измеряется парсек и что четырнадцать гигапарсек — это сорок шесть миллиардов световых лет.
Он был именно тем отцом, какой ему нужен.
Лучшим. Единственным. Отцом, что знает всё на свете.
Петька, учивший Андрея драться, выбивать страйк и завязывать морские узлы, так и остался другом. Самым настоящим, только взрослым. Мама — старый уютный свитер, а папа… папа — бог.
Им всегда было о чём поговорить, чем поделиться, удивить друг друга. Они оба словно были из-за той стены, куда обычным людям нет входа.
— Мама, я поставил деду детский мат, — возбуждённо радовался Андрей, поспешно запихивая в себя ужин, чтобы снова бежать играть в шахматы.
— Детский мат? — удивился Петька. — Это что?
— Атака на ферзя и мат в три хода, — ответил тот, усиленно работая ложкой. — Меня папа научил. Сильный ход.