— Лена, ты еще не ушла? Закажи нам еду из «СанКонле». Да, европейскую кухню.
Мужчина кладет трубку и поворачивается ко мне.
— Сейчас будет!
Еду и правда привозят достаточно быстро, но заносит нам ее не курьер, а Елена. Она окидывает взглядом то, как мы близко сидим, и ее глаза наливаются злостью.
— Что-то еще или я могу идти домой?
— Больше ничего. Можешь идти! — отвечает Вишневский, даже не глядя на девушку.
Вижу, как ей это не понравилось, но она разворачивается и уходит с прямой спиной, виляя бедрами так, будто у нее развал-схождение сломано.
Да, теперь более-менее понятно, почему она так смотрит на меня. Скорее всего, ревность. Но боже, к кому?
— Вы позвонили Нине Михайловне? — спрашивает Максим Александрович, и я киваю:
— Да, все хорошо.
— Тогда давайте есть. Работы полно, управиться бы со всем до утра.
Вишневский открывает коробки и контейнеры и по-хозяйски накладывает мне кучу еды.
— Куда сколько? Я все не съем!
— О, дорогая! Вы только попробуйте! Съедите и еще добавки попросите! — смеется Максим Александрович, нанизывая на вилку кусочек мяса.
Я любуюсь его озорством и тоже приступаю к еде, которая, к слову, оказывается довольно вкусной.
— Расскажите, Василиса, как вы попали ко мне в фирму? Сюда же без знакомств не попадают.
— О да, знаю. Я же говорила, что не поступила в МФЮА, хотела ехать домой, но тут мне встретилась Нина Михайловна. Она приютила меня и дала крышу над головой.
— А потом?
— Ну, я больше месяца искала работу, но по специальности ничего не находила. Тогда Нина Михайловна договорилась с деканом академии, и вот я здесь.
— Ах да, есть у меня там подвязки. Что ж, я рад, что все сложилось именно так, — искренне говорит Максим Александрович, и я улыбаюсь.
— Я тоже.
Мы долго молчим, а потом я решаюсь на вопрос:
— Тогда и вы мне расскажите…
— Все что угодно! — задорно соглашается Вишневский, и я внутренне усмехаюсь.
Все что угодно, говоришь?
— Это правда, что вы тоже сирота?
Мужчина замирает, а потом серьезно кивает.
— Да, это правда. Меня подкинули под двери одного из подъездов в спальном районе, когда мне было месяца три от роду. Это было зимой. Мороз стоял дикий…
— О боже…
— Да, если бы не мама, которая шла в тот вечер поздно домой и услышала меня, я бы замерз насмерть. Она сначала подумала, что там котенок, но, увидев меня, поняла: это судьба. У них с отцом почти десять лет не получалось завести детей, а тут я. Маме как раз озвучили приговор. Диагноз — у нее никогда не будет собственных детей, она призналась, что в тот вечер хотела покончить с собой…