Что у него есть власть над темнотой. Что созданное им
сохраняется. И ночью, когда Вик уснул, рыбка вернулась, ткнулась в
плечо. И больше не уплывала в темноту, оставаясь где-то
поблизости.
В ту же ночь он очертил кусочком мела границы будущей
комнаты.
Простого мела, такого же, какой он добавлял курам в корм каждый
день.
Такого же, как тот, которым он нарисовал по просьбе Вика чайку
на стенке шкафа.
Над проемом выросли грани углов будущей комнаты. Он начертил их
мелом прямо на темноте, как на грифельной доске, вставая на
небольшую стремянку, чтобы нарисовать потолок.
Почему линии выходили ровными?
Откуда взялась стремянка?
Мартин не давал себе ответов на эти вопросы, пока не закончил
работу.
Дорисовав последнюю линию, он сел, привычно привалившись к
косяку и спрятал лицо в ладонях, ожидая, когда стихнет бьющая его
крупная дрожь. Он почти не удивился, почувствовав на руках что-то
горячее и мокрое.
Можно сколько угодно лгать себе. Звать себя Мартином, видеть на
себе одежду, думать, говорить, делать что-то руками Вика и смотреть
его глазами. Бояться когда-нибудь полюбить кого-то еще его
сердцем.
Это не делает его человеком.
Он остается безумием одинокого мальчика, напуганного
темнотой.
Он сам – одинокий мальчик, напуганный темнотой.
Хорошо, что Вик не видел его слез.
Начерченное никуда не делось. И рыбка огибала белоснежные линии,
встречая в них препятствия. Рыбку Мартин назвал Орестом. Не в честь
героя, а в честь корабля. Это было неправильно, но никто не мог ему
запретить.
На третью ночь линии соединились широкими полосами красного
дерева. В комнате не было настоящих окон, только бутафорские, из
золотистого, непрозрачного стекла. Мартин старался не допускать
лишних деталей. Ему было тяжело воплощать эти доски. Когда первая
стена еще не была закончена, мир качнулся. Мартин успел подумать,
что Вик проснулся, но в глаза хлынула ледяная темнота и сознание
щелчком погасло.
Он пришел в себя, лежа лицом вниз. Вик спал. Значит, ночь
продолжается. Значит, он закончит со стенами.
Мартин просто стоял и смотрел, как медленно обрастает контуром
дерева темнота. Ему казалось, что от него к стенам тянутся тонкие
нити. Всем телом он связывал себя с будущим домом, позволяя
ниточкам тянуть из него тепло.
Нарастали, обволакивали и лишали сил холод и острая, царапающая
боль. Он терпел. Так надо. Нельзя что-то создать, не отдав ничего
взамен. Даже если у тебя совсем ничего нет.