Продолжить дискуссию я не успел —
створки дверей распахнулись, и оттуда показался Самоедов,
выглядевший так, как будто сутки напролёт поднимал на
двухкилометровую гору охапки тяжёлых брёвен. Мельком на меня
глянув, прошёл мимо и свернул направо по коридору, направляясь в
ещё одну гостиную. А один из охранявших вход дружинников отступил в
сторону и, изображая лакея, вытянул руку, указывая на вход.
Оказавшись внутри, я увидел, как
через дверь в противоположной стене заходит Рощин. Слегка
расфокусированный и откровенно раздражённый, но в целом держащий
себя в руках.
Спустя секунду, мы оба расположились
в креслах напротив Морозовой. Дева же, закинув ногу на ногу,
откинулась на спинку дивана. Поочерёдно посмотрела на нас. И
кивнула Рощину:
— Сначала вы. Хочу услышать вашу
версию первой.
Дважды просить себя тот не стал —
заговорил буквально в следующее мгновение.
— Великий князь Фёдор Годунов
пригласил меня участвовать в экспедиции. Было это, как сейчас
помню, девятого апреля. Вылетели мы из Твери четырьмя аэролётами.
Свита, охрана, приятели и группа специалистов.
Княжна подалась вперёд, смотря на
него. И прервала старика, который уже собирался рассказать
дальше:
— Что именно вы искали?
Судя по формату вопроса, общее
направление экспедиции деве было известно. От Всеволода она желала
услышать подробности. Сам он это тоже прекрасно понял:
— Великий князь считал, что сможет
обнаружить останки бога.
Снежана чуть приподняла брови:
— Зачем?
Рощин тяжело вздохнул. Покосился на
меня. Снова посмотрел на деву:
— Знаю, что это не слишком
одобряется общественным мнением, но Великий князь считал, что
сможет овладеть божественной силой. А ещё у него была идея о
воскрешении разума бога.
Морозова молча ждала продолжения, не
сводя взгляда со старика. Так что, после короткой паузы, тот начал
говорить снова:
— Фёдор лично произвёл расчёты и
предполагал, что сможет восстановить сознание погибшего бога.
Подпитав его энергией накопителей и не позволив создать
божественную искру.
Заточённая в перстне сущность сразу
отправила ментальный импульс, намекая, что все люди одинаковы и,
если дать им волю, норовят запечатать всё, чего не понимают. А ещё
лучше — убить и запрятать останки максимально далеко.
В этот раз отсекать древнее божество
от своего разума я не стал. Вместо этого отправил ему мысленное
возражение, в очередной раз указывая, что его случай разительно
отличается от всех остальных. И что ему в целом следует
порадоваться, что остался жив. Тем временем аристократка озвучила
следующий вопрос: