Там чуть выше имелся достаточно пологий подъем, по которому
можно было подняться вместе с санями, до самого дома. Отправляться
куда-то прямо сейчас, я не собирался, рассчитывая пересидеть
крещенские морозы в избушке. Мучать бедную животинку, оставляя ее
запряженной в санях, тоже не стоило. Поэтому сделав небольшой круг,
я поднялся на пригорок, загнал сани на прилегающее к избушке
небольшое подворье, находящееся между домом и обрывом, после чего,
распряг бедную животинку, и перевел ее в закут, в котором обычно
стояла наша лошадка, ну до того момента, пока ее не угнали на
войну. Овса, конечно у меня не было, но сена было вдосталь. Увидев
такое лакомство, лошадь, как мне показалось благодарно взглянула на
меня, и принялось хрумкать высушенную траву. Сняв с перегородки
лежащее не ней длинное войлочное полотно, заботливо укрыл круп
лошади, чтобы та не замерзла ночью, тут же заметив в глазах
скотинки непередаваемое блаженство. После чего бросив ей под ноги
пару клоков соломы, чтобы было теплее, вышел из сарайки, плотненько
прикрыв за собою дверь, и накинув засов. Мало ли вдруг испугается
чего-то, чтобы с дуру не выскочила из стойла. Мы все же в лесу, и
волков, никто не отменял. А так не доберутся.
После чего, дойдя до саней вытащил из них пару мешков с
провизией и направился в дом. Мужчинка, лежащий на топчане, уже
пришел в себя и молча наблюдал за моими действиями хмурясь и строя
мне страшные рожи, будто собирался меня этим напугать. Я между тем,
не обращал на него никакого внимания. Точнее говоря, конечно
поглядывал, но продолжал заниматься своими делами.
В первую очередь, закрыл люк, ведущий в погреб к золотому
запасу, затем выйдя из дома притащил пару охапок дров, и растопил
печь. Подхватив ведерко и железный прут отбитый кузнецом под пешню,
спустился к реке, и десятком ударов обновил прорубь, пробитую,
возле другого берега, как раз в том месте, где из под воды бил
подводный ключ, наверное благодаря этому, зачерпнутая здесь вода,
всегда казалась мне гораздо вкуснее, взятой в любом другом месте на
этой речке. Поднявшись к домику, увидел извивающегося на топчане
мужчину, пытающегося освободиться от стягивающих его пут.
Посоветовал ему не шалить.
- Ты благородие, только себе хуже делаешь, узлы стягиваешь. А
толку от твоих барахтаний никакого. Так и рук можно лишиться.