4. 4: Марс
Я покинул Золотой город, но сбежать от него не мог. По ходу движения поезда в лёгкой дымке тумана, почти закрывшего голубоватые вершины гор, проступали ажурные силуэты пагод и крыши с загнутыми вверх углами кровель. Словно я никуда не уезжал.
Чух-чух, чух-чух!
Вибрация поезда передавалась телу через обитый бархатом диван. Я побарабанил пальцами по колену и вытянул карманные часы. Оставалось ещё девять минут, и я, чтобы не смотреть на опостылевший за годы жизни в Золотом городе утренний туман, принялся лениво оглядывать узоры на шёлковых обоях, хрустальную люстру с дрожащими подвесками, свои начищенные до блеска ботинки, лежащую на столе шпагу.
Академия приближалась с каждой секундой, но долгожданное ощущение свободы не приходило. Император до своей непонятной болезни не распорядился о моём «освобождении», дежурный цензор поставил печать одобрения на пропуске для выхода из Золотого города лишь потому, что император не препятствовал подаче моего аттестата зрелости в Академию, что подразумевало разрешение туда отправиться. От моих соглядатаев, о существовании которых я не должен был знать, мы с Лонгвеем скрылись, но железная дорога контролировалась правительством, и с тех пор, как я ступил на перрон, нарастало ощущение, что меня вот-вот найдут и утащат обратно в Золотой город, потому что обещание императора было лишь уловкой и никто не отпустит меня учиться.
Ни-ко-гда!
Я покосился на дверь красного дерева, но соглядатай, явления которого я ждал с минуты на минуту, не вошёл. А он точно должен быть – ведь я первый в списке тех, кого заподозрят в связи с исчезновением наследного принца из Золотого города. Так что приставленный ко мне тайный стражник прятался где-то рядом. Например, с предельно серьёзным лицом сидел в шкафу для грязного белья, засыпанный ворохом «ароматных» носков… Я понимал, что здесь не найдётся столько носков, но не мог отказать себе в удовольствии пофантазировать. Последовательно представлял лица всех известных мне соглядатаев, щедро осыпая их не только носками, но и портянками, оставшимися после марш-бросков императорских стражников, засыпая невозможно вонючими тряпками…
Часы в моих пальцах щёлкнули, и механическая мелодия вплелась в перестук колёс.
Редкая неохота наполнила сердце, добавив какой-то кислый вкус всему.