Я много думал, прежде чем понял, что, проигнорировав послание, не смогу спокойно жить. Если со мной хотели встретиться соратники отца, я должен с ними объясниться. В случае провокации я собирался отговориться тем, что считал это посланием из Бергхольда: вдруг жителей моего герцогства притесняет имперский управляющий? Сомневаться в управляющем – не преступление и даже не оскорбление императора. За такое меня не должны наказать.
Вот только сейчас, под взглядом безразличных раскосых глаз такое разумное объяснение казалось недостаточным. Я ощутил себя песчинкой на ладони этих проклятых имперцев, их тайной стражи, цензоров. Страх нахлынул. Я сжал пальцы – ощущение, как отросшие когти впиваются в деревяшку скамейки, вернуло меня в реальность.
Я не имел права сдаваться.
– Простите, – выдавил из себя, незаметно втягивая когти. Я надеялся, что сделал это незаметно. – Мне просто хотелось прогуляться. Может, встретить девушку…
– Я здесь не для того, чтобы слушать извинения или оправдания, – Хвост был безразличен и холоден, от чего я ощущал себя ещё более маленьким в сравнении с этим невысоким мужчиной.
Нашкодившим котёнком я себя чувствовал. И это было совершенно неправильно: я не должен чувствовать себя виноватым перед своим врагом из-за того, что доставил ему неудобства своими манёврами. Нахмурившись, спросил:
– Тогда… зачем?
– Предупредить тебя.
Неприятное ощущение зарождалось внутри. «О чём?!» – стучал в висках вопрос, и чем дольше Хвост молчал, тем сильнее хотелось узнать ответ. Но я его не торопил. Пусть я пленник императора, но это не значит, что я буду преклоняться перед его слугами.
Мы сидели в странной тишине. Не было стрекота насекомых, не шелестели кроны деревьев. Тишина и неподвижность. Могильная.
– Марс, как только ты попробуешь причинить вред его высочеству Лонгвею, ты умрёшь.
Внезапно стало трудно дышать.
Они следили за нами. Я как-то выдал себя. Они поняли, что я хотел ударить Лонгвея со спины…
Холодные мурашки рванули вдоль позвоночника, несколько мгновений я в панике всматривался в освещённое фонарём плоское лицо с щёлочками-глазами, пытаясь понять, насколько верны мои предположения. Но по этому лицу совершенно ничего нельзя было понять.
Усилием воли я взял себя в руки. Я Берг, негоже мне трястись перед этим слугой и захватчиком. Его слова могут быть ловушкой. Должны быть ловушкой, потому что доказательств моих намерений у них нет. Я улыбнулся: