В дверь кареты стукнули, и Тримас приоткрыл её. Створку распахнули полностью. Имперец с серебряным кантом на накидке заглянул в карету. Я неохотно убрала руки от лица, от которого снова отхлынула кровь, скапливаясь тяжестью в груди. Мужчина рассматривал меня.
Я начинала ненавидеть имперцев. Прежде не понимала, зачем с ними бороться, если их правление не приносило бед, не оставляло нас без средств к существованию, не упразднило культурных особенностей, и в правах мы были практически равны коренным жителям империи. В конце концов, когда-то империя собралась из разных царств, аристократия которых при объединении переходила в имперскую с таким же понижением, как мы, так что со временем мы бы тоже стали полноправной частью империи. Я не видела причин бороться, поднимать против них оружие и как-то шевелиться.
Но теперь… мне захотелось свободы. Я ощутила ненависть – лишь зачатки. Тёмные эмоции, лёгкое понимание чувств тех, кто поднял бунт – тех, кого я никогда не хотела понимать!
– Я пришёл извиниться за мою подчинённую, – уверенно произнёс имперец. Он смотрел мне прямо в глаза, и я не могла отвести взгляд, пока он не оглянулся по сторонам, прежде чем продолжить тише и мягче: – Дело в том, что семья Сюэ, как и она сама, служила в Закрытом городе, но из-за неприятностей с нашим великим императором их всех понизили в званиях, разослали по таким вот дорожным пунктам. Сюэ переживает, что в случае ухудшения ситуации изгнание может превратиться в арест или иные кары.
Я молчала. Имперец тоже молчал.
– Это не оправдание для её придирок, конечно, – добавил он. – Но и вы поймите: вы выглядите подозрительно. Зачем девушке ехать в карете, когда все добираются до Академии на поездах и дирижаблях? Ваш способ путешествия дольше, неудобнее, дороже.
И тут на меня снизошло озарение: так из-за путешествия в карете нас с таким истовым усердием проверяли на каждом пропускном пункте?
Тримас кашлянул и многозначительно посмотрел на меня. Наверное, он хотел, чтобы я скорее приняла извинения, и нас отпустили.
Я снова осмотрела имперца: средних лет. Спокойный. Но в нём чувствовалась некоторая жёсткость. Нужно было просто выразить понимание ситуации и распрощаться. Смириться с несправедливостью и ехать по своим делам.
– Дело было не только в способе путешествия, – тихо-тихо отозвалась я. – А в происхождении. В том, что я не коренная имперка.