Отбросив ногой тару в дальний угол комнаты, я попытался встать. Проклятая низкая посадка дивана вынуждает опираться о спинку. Раздаётся характерный хруст в коленях. Как же тяжело передвигаться и как же далеко идти. Хоть бы одна сигарета осталась на утро, или хотя бы половинка. Как же всё раздражает. Ещё, кажется, что какую-то заразу снова подхватил, судя по ознобу. Ну, ничего, сейчас попью воды и всё пройдёт. И опять перед глазами очередная проблема. Где найти холодной воды? В чайнике как обычно пусто, все бутылки опустошены. Хоть бери и из-под крана пей. И вот оно – чудо. Половина бутылки пива прямо на столе. Похоже, что весь газ за ночь вышел и к тому же оно тёплое, но это именно то, что мне сейчас нужно. Трясущимися руками я подхватываю непрозрачную тару и мгновенно подношу её к пересохшим губам. И вот он – вкус сладкого хмельного напитка приводит в чувство вкусовые рецепторы моего языка. Приятный хлебный вкус большими глотками льётся в горло, наполняя фактически слипшийся желудок. Проклятый вакуум в стеклянной бутылочке не позволяет совершать большое количество глотков. Это заставляет нервничать. Ещё вечером я, невзначай, попивал из этой же бутылки маленькими глотками, покуривая ароматный табак и наслаждаясь жизнью, которая, хотя бы на вечер, но удалась. А теперь вкушаю данный напиток как живую воду, приводящую в чувство любого изнеможённого раба. Хмель лился сквозь зубы прямо на покрытый белым налётом язык. Делая последний глоток я понял, что утро, наконец, началось. Теперь найти бы сигарету, покуривая которую, погружаешься в раздумья и строишь планы. Вдыхая едкий дым и выдыхая лёгкий пар. Глядя на тлеющий кончик папиросы, вспоминаешь каждого, кто с тобой когда либо был и помогал тебе. Эх… Приятное было время. И друзья были, и будущее виделось на горизонте, и всё казалось стабильным, и всё незаметно скатилось в пропасть. Друзья оказаласьне такими уж и верными, как, собственно, и любовь. И тут начинаешь понимать, что дружбы не существует и что полагаться можно только на себя. Но когда я всё это понял – уже, к сожалению, было слишком поздно.
И всё же необходимость насыщения крови никотином оставалась актуальной. Для этого необходимо вылезти из берлоги и сходить на охоту. В очередной раз нужно действовать и принимать решения. Как же это раздражает. Трясущимися пальцами я медленно пытался натянуть брюки: засаленные до блеска, потрёпанные внизу брючин, истончившиеся в области ягодиц и пропахшие смесью пыли, водки и стрости, как и всё вокруг. С трудом и раздражением продев пуговицу в петлицу, я застегнул брюки. После, подняв с привычного места пожелтевшую то пота и времени тельняшку, продел тощие руки через рукава, и с лёгкостью просунул голову через растянутый воротник. Потеплело. И сразу же перехотелось куда либо выходить, а просто захотелось спать. Я присел на диван и не смог встать. Было так тепло, так хорошо, что любое из действий казалось особо трудоёмким. Глаза сами закрылись, и я мгновенно прильнул к воспоминаниям. К тем самым, когда я ещё был женат. Но мне было плевать на эту проститутку, которая сама не знает, чего хочет. Мне вспомнилась моя дочь – единственное, чем я действительно мог бы гордиться. Помню, как мы с Серым и Саней и ещё кем-то отмечали её рождение, как я тогда был рад, что теперь есть кто-то, кто после моей смерти будет хранить память обо мне. Мне было приятно, и я чувствовал себя надёжно. Представлялось, как она будет расти. Что она будет самой умной и самой красивой среди сверстниц, и что все парни в округе буду желать хотя бы подержать её за руку. Но она будет их всех отвергать потому какпринадлежит единственному мужчине, который её никогда не обидит, не оскорбит, никогда не покинет в трудную минуту и отдаст последнее, что у него есть, чтоб только ей было хорошо. И этим единственным мужчиной будет её отец, и какого бы спутника жизни она себе не выбрала, она всегда будет помнить добро, которое я для неё сотворил, и всегда будет считать первым мужчиной в своей жизни меня. А вот так получилось, что я, к сожаленью, ещё жив, а память обо мне уже давно утеряна. И нет меня больше ни для кого, кроме таких же забулдыг и неудачников как я сам.