«А с кем это я говорил по-немецки? С ней? – неожиданно подумал Генрих. – Да это просто бред какой-то! В захудалой русской деревне крестьянки говорят по-немецки? Причудится же такое!»
Но это оказалось не бредом. Вечером, когда Ефросинья делала ему перевязку, он услышал, пусть и ломаную, но немецкую речь: «Вы должны лежать тихо. Вас никто не должен видеть».
От удивления он даже вспотел.
– Вы говорите по-немецки? Но откуда?
– Учила в школе, – ответила Фрося.
– И так хорошо? Я хотел сказать, что вы, фройлен, хорошо говорите на моём языке.
– Я говорю плохо и вообще не люблю его.
– Почему?
– Потому, что на нём говорите вы, люди, напавшие на мою страну.
Генрих поперхнулся.
– Но мы несём вам свободу…, – начал он.
– Не свободу, а виселицы, смерть и кровь. Вот ваша свобода! – резко ответила Фрося.
– Так зачем же вы меня лечите?
– Я медик и это моя обязанность лечить больных и раненых.
– Я думаю, – вдруг по-русски, задумчиво сказал Генрих, – что наши врачи так бы с вашими офицерами не поступили.
Фрося выпрямилась, удивлённо глядя на немца.
– А наш-то язык, откуда так хорошо знаешь?
– У меня дедушка и бабушка долго жили в царской России. Потом отец там работал, да и мать жила в России.
– И как же ты пошёл воевать против нас?
– В Германии хорошо воспитывают молодёжь. А мы всегда были вашими врагами. Это говорит вся история. И потом: «Befel ist Befel» – приказ есть приказ!
– Врёт твоя история! Это вы всегда хотели нас захватить, а нам ваша земля не нужна. У нас своей некуда девать. Ведь твои родственники работали же у нас. И ни с кем не воевали. Чего вам-то от нас надо?
– Фюрер говорит, что наша миссия управлять всем миром.
– Бешенный ваш фюрер. Чокнутый! Вурдалак! Ему бы только людей убивать, упырю проклятому!
– Что такое «вурдалак и упырь?» – недоумённо спросил немец. Бабушка и мама ему таких слов не говорили.
– А это такие полузвери, полулюди. В лесах живут. Кровью человеческой питаются. Вот и Гитлер ваш такой.
– Нет, он не такой…, – начал возражать Генрих, но, увидев лицо Ефросинии, замолчал. Потом неожиданно спросил: «Что ты будешь делать, если придут партизаны? Отдашь меня?»
– Найдут – вместе погибнем, – просто ответила та. – А сама греха на душу не возьму. Так и знай.
И она, закончив свою работу, ушла вниз.
Через пару дней ему стало значительно лучше, и он попросил Ефросинию передвинуть его к окошку, чтобы он мог видеть небо.