Во рту сухость.
— Дайте попить, — говорю я.
— Тебе уже не надо.
Другой голос. Тонкий, писклявый, наполненный ехидством.
Басовитый голос приказал:
— Дай ему воды, а то помрет раньше времени. И жгуты затяни на
руках, а то забудем еще.
Прикрываю глаза, свет слепит, вызывая головную боль. Ко мне
подходят. По звуку шагов понятно — женщина. Одной рукой она
приподнимает мне голову, губ касается горлышко бутылки. Пью. Не
успел я сделать и пары глотков, как женщина отнимает бутылку.
Надо сказать, что хочу еще. Открываю глаза, и сердце ухает
куда-то в живот. Надо мной склонилась не женщина! Точнее, когда-то
она была женщиной, но сейчас, изрезанное множеством шрамов лицо,
принадлежит какому-то жуткому порождению Франкенштейна. На
некоторых шрамах следы грубых хирургических стежков. Остальные,
видимо, заживали самостоятельно. Кусок верхней губы отсутствует и
видны передние зубы. В глазах пляшут искры сумасшествия. На светлых
волосах покоиться маленькая белая шапочка медсестры.
Она улыбается, и я вижу, что зубов у нее не хватает.
— Ну что, нравлюсь я тебе?
Она смеется тоненько и пискляво. Жуткая медсестра отходит, а я
по инерции приподнимаю голову, провожая ее взглядом. С удивлением и
ужасом отмечаю, тело медсестры принадлежит топ-модели. Стройное, с
высокой грудью и манящим изгибом бедер. Ее халат, так короток, что
я иногда вижу ягодицы.
Перевожу взгляд на второго человека в комнате. Высокий,
массивный, с остатками волос на голове. Нос крупный, прямой. На
глазах почему-то маленькие солнцезащитные очки с круглыми стеклами.
Он практически обнажен. Только широкий фартук, бледно-зеленого
цвета, закрывает его тело спереди. На груди, из-под фартука,
топорщатся седые курчавые волосы.
Под потолком замечаю глазок камеры, направленной на меня.
— Какого черта! Отпустите меня!
В ответ оба рассмеялись. Мужик — утробно и басовито, медсестра —
тонко и пискляво.
— Не шуми, благородие, никто тебя не услышит, — прогудел мужик.
— Меньше выпендриваться надо было, родился плебеем, вот и живи так.
А, то усыновленный, видишь ли.
— Тебе-то какое дело?
Я смотрел на мужика в фартуке. Наверное, он и есть «хирург», о
котором говорили те двое, «нарк» и в красной куртке.
— Мне никакого, — ответил хирург. — А вот большим людям есть,
видимо, раз заказали порезать тебя, да так, чтобы ты мучился
подольше.