Глубоко вдыхает, и папа закрывает глаза, сильно нахмурившись.
— Ты… — мама отстраняется от него и в ужасе вглядывается в его лицо. — Саймон! Ты от меня скрывал, что болен?!
— Мам… — поскуливаю я. — Пап…
— Ты мазался маслом анеции, чтобы я не распознала запах твоей болезни…
— Дорогая… успокойся…
— Успокойся?! — ее глаза вспызивают желтым огнем и над бровями провыается черная шерсть.
— Ты опять платье порвешь и расстроишься… — папа отступает.
— Ты умираешь!
По телу прокатывается дрожь, и по щекам льются слезы. Когда эта ночь уже закончится?
— Тина, вернись к пирожным, — шепчет папа и медленно пятится к двери, когда у мамы похрустывает лицо и вытягивается в волчью морду. — Милая, я хотел тебе сказать…
И опять кашляет. Мама кидается к нему, уводит из кухни и оглядывается:
— Пирожные, Тина!
— Но…
— Займись ими!
Дверь хлопает, кашель папы затихает, и я поднимаю венчик. И вновь его роняю. Всхлипываю, в глазах все плывет от слез, которые жгут глаза. Вот почему он приблизил к себе Малька, вводил в курс своего дела и обещал передать пекарню. Он знал, что скоро умрет… Сползаю по стене на пол.
— И чего ты так расклеилась, деточка, — слышу хриплый голос Верховного Жреца.
— Папа умирает, — поднимаю взгляд.
— Люди слабые и часто умирают, — всматривается в глаза. — И часто подхватывают всякие нехорошие болячки. И пирожных я так и не искушаю сегодня, да?
— Как вы можете быть таким… жестоким?
— Потому что ничем не могу помочь, — ласково улыбается. — Мне его в Жрецы не взять. Во-первых, он женат, во-вторых, не его это путь.
— Тогда его путь — умереть? — вытираю слезы. — Он же еще не старый… И… Я не хочу… — прячу лицо в руках и вою, — чтобы он умирал… не хочу…
— Если не я могу, то… — задумчиво тянет Верховный Жрец.
— Кто?! — убираю руки с лица и ищу ответ в желтых глазах старика. — Кто?!
— А хорошенько подумать?
Я не в состоянии думать. Мозг расплылся вязкой и липкой субстанцией. Готова просить о помощи кого угодно. Хоть дьявола! Потерять отца? Что станет с мамой тогда? Она за ним уйдет, потому что любит. Да, в прошлом она накуролесила, но сейчас для нее нет никого ближе моего отца, и она не выдержит тоски по тому, кто смешил по утрам, кто вместе с ней ходил по приютам и кто пёк каждый день свежие булочки с маком.
— Ладно, — Жрец щурится, — кровь, что может подарить человеку зверя, только у Верховного Жреца и…