Правда, мыслительные процессы и непрекращающиеся разрывы
вражеских снарядов, вкупе с грохотом наших орудий доставляют мне ни
с чем несравнимое «наслаждение», в кавычках разумеется. У меня,
между прочим, сотрясение головного мозга. А может и ушиб. Но и
укрыться в утробе крейсера ожидая окончания боя я не могу. Чем оно
всё закончится вроде бы известно, но учитывая, что это не прошлое
моего мира, а настоящее этого, не обязательно будет именно так, как
мне кажется.
Два разрыва фугасов среднего калибра раздавшиеся один за другим
на баке и шкафуте, убедили меня в том, что ничего пока ещё не
решено, и моё послезнание вполне может прогуляться до ветру. Так
что, нужно брать ситуацию в свои руки. Понятно, что командовать
крейсером мичману не позволят. Значит буду делать то, что у меня
получается лучше всего.
Когда вышел на корму, орудие с левого борта уныло опустило ствол
к палубе. Какая-то неисправность с поворотным механизмом, над
которым сейчас колдовали комендоры. Правое же грозно рыкнуло
отправляя в японцев очередной снаряд. Заряжающий устало отворил
затвор, выбрасывая стреляную гильзу. Подносчик отбросил её в
сторону, а двое других начали прилаживать к казённику очередной
унитарный патрон.
Устали ребятки. Поначалу-то всё лихо получалось. Но ты поди
поворочай эти шпалы полутораметровой длины, весом под семьдесят
кило. Так-то у пушек Канэ заявлена скорострельность в десять
выстрелов в минуту, но это только с чудо богатырями и весьма
непродолжительное время. Здесь же бой длится уже почти полчаса, и
многие из матросов щеголяют лёгкими ранениями. Уж царапинами, так
почитай все. Шимоза даёт множество мелких осколков, и щедро раздаёт
плюхи разной степени тяжести.
— А ну-ка братец, подвинься, — положил я руку на плечо
наводчика.
Тот обернулся ко мне, окинув ошалевшим взглядом. Вряд ли
расслышал мои слова, но прикосновение почувствовал. Ну, а при виде
воскресшего покойника, едва не начал креститься. Двое со снарядом
замерли, словно привидение увидели. Да и увидели, чего уж там.
Мичман Кошелев как раз этим плутонгом и командовал, и его отсюда
чин чином в душевую спровадили.
Я сделал знак, чтобы он отошёл в сторону. Тот продолжал
таращиться на меня испуганно непонимающим взглядом, но приказ всё
же исполнил. Я же заговорил так громко, как только позволяла
травмированная голова и с тоской понимая, что едва начну пальбу
станет гораздо хуже.