Собравшиеся генералы смотрели на меня с недоумением. Скорее,
даже как на того, которого завтра уже не будет в живых. Эти люди
уже пробовали взять крепость, у них это не получилось. Они не
знали, как подступиться к Селистрии.
— Мы ударим с двух сторон. Если будет поддерживать пароход
«Прут» и другие корабли Дунайской эскадры, то можно брать крепость
уже с рассветом! — продолжал напирать я.
— Идите отдохните! Взять крепость — это не устроить засаду на
почти безоружные турецкие обозы! — пытался отшить меня Горчаков, но
я никуда не собирался уходить. — Засада вам удалась, но тут иное
дело.
— Да дайте же взять эту чёртову крепость! От вас требуется
только одно — послать в бой те войска, которые вам не принадлежат,
которые ещё не влились в состав Южной армии! — настаивал я,
понимая, что если и сейчас произойдёт отказ, то у меня уже не будет
никаких доводов.
— Имейте терпение и выдержку! Не вы один желаете победы русского
оружия! Победы, господин Шабарин, а не рек русской крови! —
попробовал одернуть меня Михаил Дмитриевич.
— Ваше высокопревосходительство, дозвольте идти в атаку! Две-три
недели — и моя дивизия сточится до полка санитарными потерями. Нам
нужна победа, или пусть случится смерть, но не позор стояния на
месте и ничего не делания! — сказал генерал-лейтенант Сельван.
Все взоры обратились на него. Ведь то, что сейчас сказал
генерал, должен был произнести каждый из собравшихся. Возможно, и
хором.
— Да чёрт… Бог с вами! Приказываю взорвать передовой форт
неприятельской крепости! Далее действовать по обстоятельствам! —
скомандовал Горчаков, юридически остававшийся офицером в самом
большом чине, потому и принимал командование на себя.
И ведь Паскевич ещё не уехал. Он только изготовился, его обоз
лишь формировался, чтобы рано утром отбыть на север. Мне кажется,
что Александр Васильевич Суворов в такой ситуации был бы с войсками
до конца, даже если бы у него случился сердечный приступ, и он
прямо здесь бы и умер при осаде, а, скорее, штурме крепости. Так
что Паскевич — не Суворов. По крайней мере, по моей системе
ценностей.
Несмотря на то, что стояла изрядно холодная погода, а в шатре,
где проходил военный совет, не так чтобы и тепло, выходили все в
поту. Казалось, что не было оскорблений, что Военный Совет не
скатился в мужскую драку, а во что-то такое, что у многих генералов
даже тряслись руки. Совещание утомила всех.