Он три года назад дембельнулся, но, видимо, его до сих пор не отпустило. Я не знаю, что с ним делали весь тот год в армии, но он отбитый придурок.
А я… я звездец какой терпеливый! И послать его сейчас на хрен — слишком гнусно с моей стороны, когда жизнь его и так нехило потрепала.
— Есть, — отвечаю ему, повернув голову. — Калькулятор.
Юрок, скривив физиономию, подтупливает, перерабатывая информацию.
— Ты сидишь в калькуляторе? — уточняет он, а следом, не дождавшись моего ответа, ржет так, что долбит меня под столом своими острыми коленками. — Да ты реальный пацан! — хлопнув по плечу, одобряет меня контуженный.
Ага, еще и шутник, как оказалось, фееричный!
Мой внутренний нерв вибрирует из-за того, что эти козы не отвечают, и из-за отбитого, когда представляю его рядом с Филатовой, которой предстоит весь свадебный день находиться рядом с этим «афганцем».
Мечусь взглядом по набитому залу, обдумывая… не знаю, что обдумывая, но у меня вот уже несколько дней диссонанс в голове. Я будущий врач, но конкретно мне это не помогает.
Это — как сапожник без сапог. Я знаю о чем говорю. Мой прадед-хирург умер от перитонита из-за разрыва аппендикса. Я же, будущий пластический хирург, скоро сдохну от стояка-будь-здоров, который, ожидаемо, случается, как только мне стоит подумать о Юлии Максимовне. А делаю я это часто и бессознательно. Это, твою мать, происходит само собой, и у меня крыша съезжает от того, что я не хочу делать больно своей девушке даже у себя в башке, когда вместо нее представляю другую!
— Так ты тоже, получается, еврей? — Не улавливаю сути разговора, поскольку последние пять минут меня прилично наваливало девушкой из детства. — Ну, если твоя сестра на четверть еврейка… — дышит мне в лицо Юрок.
— Получается… — глубоко вздохнув, подтверждаю и вновь смотрю на Богдана. Я надеюсь, он правильно растолковывает мой ему посыл. Пусть уже его заткнет. Или мне придется сделать это самому, а у меня нет желания портить свадьбу сестре.
— По отцу или по матери?
— По жизни.
Гомерический хохот «афганца» перебивает басы. Он лупит себя по коленям и подбивает меня с ним оценить мои же слова, но резко затихает, выдавая очередное говно:
— Так ты, выходит, обрезанный?
Захнах, я убью его сейчас!
И чтобы не довести себя до греха, а свое будущее врача не пустить коту под хвост, я вскакиваю с дивана, задевая коленями стол, и решаю проветриться. Я не знаю предела своего гребаного резинового терпения, но чувствую, что где-то на подходе к нему.