– За Алексея Андреевича!
С суровой сосредоточенностью все истово, будто оказывая помощь попавшему в беду товарищу, выпили до дна.
Крылов поставил на стол чуть пригубленную рюмку, поймал осуждающий взгляд Кизирова и принял его, увидел мелькнувшую искорку узнавания, которая тут же потухла: где уж там – мимолетная встреча в коридорах отдела, вот Волошина он бы узнал… И все же что-то удержало негласного тамаду от готового сорваться замечания, он отвернулся и принялся за бутерброд с икрой.
Строгость момента прошла, снова ели, добродушно улыбались, разговаривали.
– …с моего номера ничего не видно, тем более туман, ну, думаю, зря все, расслабился, а он как раз на меня и вышел…
Начинающий полнеть парень с развитыми надбровными дугами и носом бывшего боксера вскинул воображаемое ружье, и жест получился убедительнее, чем его недавние рассуждения о сюрреализме Сальвадора Дали.
– Ты, Орех, не первый раз засыпаешь, – хохотнул гориллообразный Рогальский и угодливо добавил: – Хорошо, что Иван Варфоломеевич не дремал, – ушел бы зверь!
– …Никогда не подумаешь, что из воска! В зале ужасов – мороз по коже, одна из нашей группы чуть в обморок не упала!
Элизабет повернулась к Рите, в мочке уха вспыхнула сине-зеленая искра, Крылов перехватил жадный взгляд Ореха.
– Вы были в Англии? А во Франции? Где же вы были? Ну что вы, обязательно поезжайте! Париж, Эйфелева башня – на фотографиях совсем не то…
– …Зауэр «три кольца» лучше, тут меня никто не переубедит…
Крылову казалось, что все разговоры нарочиты и призваны создать некий уровень, отвечающий представлению собравшихся об атмосфере светского общения.
Но все их старания изобразить если не интеллектуальную элиту, то по крайней мере достаточно близкий к ней круг были напрасны. Хотя Крылов мог поклясться, что сами они этого не понимают и любуются собой: умными, развитыми, осведомленными о вещах, недоступных всяким середнячкам. Но разве может напыжившаяся кошка выдать себя за тигра?
– Первый раз попала в избранное общество, все такие умные, культурные. – Приняв молчаливость Крылова за смущение, Надежда почувствовала в нем родственную душу, а выпитый коньяк способствовал доверительности и откровенности. – Мы люди простые – я в магазине, муж слесарем…
Она вдруг осеклась, будто сболтнула лишнее, даже испуг метнулся в глазах: