– А если кто заболеет, это будет расценено как дезертирство и прямое пособничество врагу! И тогда я вас своей рукой пристрелю! Ясно?!
Удивительно, никто не получил даже насморка. Переоделись, выпили спирта, поели, день отсыпались, а вечером их влили в группу Смелого, и теперь уже двадцать восемь человек перешли на вражеский берег. Командиром назначили Смелого, комиссаром – Гвоздя.
– Вам, засранцам, я не верю, – сказал на прощание Грызобоев. – Подчиненные ваши по глобусам стреляют, от немцев бегают. Не умеете наводить дисциплину. Или не хотите! Ну, да мы еще с вами разберемся!
Старик чувствовал себя преступником.
Наученный горьким опытом, Смелый выставил посты боевого охранения, ночь прошла спокойно, а утром усиленная диверсионная группа двинулась в глубь захваченной врагом территории. Но оказалось, что за прошедшие сутки обстановка изменилась: выравнивая линию фронта, немцы отошли на восемь километров, а сюда, на рубеж деревни Сосновка, выдвинулась изрядно потрепанная за последний месяц вторая ударная дивизия.
Мороз ослаб, ярко светило солнце, владевшее бойцами напряжение сменилось умиротворенной расслабленностью.
– Сделаем привал, командир? – предложил Гвоздь. – Здесь кухни, покормим людей горячим, свяжемся с отрядом, доложим…
– А что ты будешь докладывать? – мрачно спросил Смелый. – Что мы прохлаждаемся и зря тратим время? Надо переходить линию фронта – тогда и доложим. Так, товарищи? – обратился Смелый к Быстрому и Старику.
– Только так! – твердо ответил Быстрый. Старик кивнул. Ему не терпелось искупить вину.
Забросив оружие за спины, бойцы пересекли окраину Сосновки и вошли в редколесье.
– Земляки, дайте закурить. – К Старику подошел пожилой сержант в обгоревшей мешковатой шинели. Из разрезанного левого рукава торчал комок бинтов и ваты.
– Фриц сам отошел. Может, так и драпанет до границы? Комиссар говорил, там у них рабочие поднялись против Гитлера. Не слышал?
– Нет. – Старик озабоченно насыпал в подставленную ладонь махорки. Если немцы и впрямь отступают, то они не смогут выполнить задание и тогда Грызобоев точно спустит с него шкуру.
– Сверни мне папироску, – попросил сержант и, показав забинтованный кулак, пояснил: – Носил бутылки с горючкой, одна и раскололась. А вы небось диверсанты?
– Угу. – Старик склеил самокрутку. – Кури, отец, выздоравливай.