Вид отсюда открывался не слишком впечатляющий. Стены и окна домов, с огромными пятнами листьев, закрывающих обзор. Вокруг было чисто, хотя горлышки пивных бутылок в этой аллее часто говорили с ветром, торча из травы, а трупы сигарет, размазанные ботинками, впитывались в землю.
Было удобно, хоть и холод скрутил живот ненадолго. Удобно и волнительно, как это бывает, когда приходит осознание того, что ты спрятан ото всех, а стул был, несомненно, спрятан.
Но внимание цеплялось и за другие детали. Трава под ногами была сильно примята. Дерево, стоящее прямо возле ножки стула, было изрезано. На коре выделялись сотни глубоких борозд, в некоторых местах обнажающих белую оболочку сердцевины.
Вроде ничего особенного, подумал я. Интерес понемногу выходил с теплом с кончиков пальцев. Холод просочился под одежду. Я встал со стула, щелкнув коленками, и направился домой.
Наверняка какой-то старик сидит там и решает кроссворды, так я подумал перед тем, как ускорить шаг.
Как я ошибался.
Под вечер, хорошенько так поужинав, я дождался щелчка чайника, удивляясь тому, что никогда не замечаешь процесса пожирания темнотой света. В один из моментов поворачиваешься к окну и наблюдаешь бесшумно наступившую на голову дня ночь.
Кофе растворилось в кипятке, оставив после себя черный цвет и терпкий запах. Я прошел через лифтовой холл и вышел на открытую лестницу, закрыв за собой дверь. Рот сделал глоток, губы приятно обожглись, дергаясь и пульсируя, зажигалка поделилась огнем с сигаретой, а глаза отражали темную улицу со всеми её тропами и домами. С восьмого этажа открывался неплохой вид. Погружаясь в него взглядом, я остановился на месте, где спрятан стул. За ветвями стула было невидно. Я бы и не вспомнил о нем, если не человек в черном пуховике, шедший по тропе.
Дерганный мужчина в болтающихся широких штанах, шел по темной тропинке, уверенно подминая под себя землю.
Свернет он или нет? Я был уверен, что свернет. Так и вышло.
Мужчина, остановившись у той самой точки, которая отрисовывалась в голове очень точно, осмотрелся по сторонам, двигая одной шеей, и резко прыгнул в листву, оставив ее качаться в тусклом свете синего фонарного столба.