В квартире было две кровати,
также диван в гостиной. Окна выходили во внутренний двор с
сушащимися портянками и подвешенным кабелем связи. Простой быт
военных журналистов.
Я закинул вещмешок на кровать,
расправил рубашку и первым делом пошёл к телефону. Аппарат стоял на
столе рядом с картой и, на удивление, работал. Сняв трубку,
позвонил в редакцию.
— «Правда»,
приёмная.
Скоро из динамика донёсся
знакомый голос моего редактора. Я ему «доложился» о
прибытии.
— Это хорошо, Лёша. Работа у
тебя несложная. Проверь, что там происходит, потому что
командование не даёт чётких данных. Особенно никто не комментирует
потери. А ведь такого не было уже давно, чтобы за короткий период
почти 30 человек погибших.
— Ясно. Завтра уточню на
месте, в штабе 40-й армии. Скорее всего выдвинусь куда-нибудь в
расположение частей.
— Лёш — не геройствуй! Будь
аккуратен.
— Принято, — отозвался я и
положил трубку.
Весь оставшийся день я наводил
марафет в квартире и отсыпался, буквально прибитый жарой к
кровати.
Утром надел хб-шную рубашку,
заправив её в брюки. Прихватил выгоревшую от сирийского солнца
кепку и, взяв свой рюкзак, вышел из корпункта.
На улице уже начинало
припекать. Воздух в Кабуле был тяжелее, чем в Москве, суше и гуще.
Пыль поднималась от каждого проезжавшего автомобиля, и дышать было
невозможно.
Штаб 40-й армии располагался в
том самом дворце Тадж-Бек. Именно здесь была проведена легендарная
операция «Шторм-333», во время которой был ликвидирован Хафизула
Амин.
Контрольно-пропускной пункт с
зелёной будкой и с красной звездой, встречал меня надписями:
«Предъяви пропуск в открытом виде».
На посту стоял рядовой в
выцветшей форме и с автоматом. Документы проверяли долго и нудно.
Меня явно не ждали, да и штаб, как ни крути — режимный
объект.
— Правда «Правда»? — хмыкнул
дежурный офицер, листая командировочное предписание.
— Правда, — улыбнулся
я.
— Чё больше писать не о чем в
СССР? — съёрничал он.
— Документы в порядке? —
строго спросил я.
— Проходите, — ответил он
раздражённо.
Не знаю, что за настроение
такое, может, так сказывалось жара и ему макушку припекло. Или они
здесь от скуки с ума сходили?
Но на этом «пофигизм» не
закончился. В приёмной сидел капитан, перекладывая бумаги и глядя
на меня с лёгкой скукой.
— Фамилия? — строго спросил
он, хотя командировочный лист с моей фамилией у него был на
столе.