Геор выдохнул и поднял руку, приветствуя новую колонну пехоты и
конных рыцарей. Отдельно двигаются тяжёлые осадные орудия,
запряжённые могучими волами. Отдельная головная боль. Ведь их
придётся разбирать, как только армия удалится от города и
соединится с основными силами. Всего под началом Геора сто тысяч
человек, огромная масса людей, которой невозможно управлять
нормально.
Большие отряды ведут их лорды, а это, в большинстве своём,
самодуры, воспитанные на сказках о войне и рыцарских турнирах. Геор
готов отдать половину жизни, чтобы вернуть хотя бы треть того
войска, что самолично вёл в атаку на легионы. Увы, Свет беспощаден
и сохранил жизнь только героям. Один из которых уже мёртв, а двое
на стороне врага.
Какова ирония!
***
Пленник припал к струе крови, как умирающий от жажды. С
последней встречи его коже вернулся здоровый оттенок, но
проглядывающие рёбра никуда не делись. Кровь плохая замена еде,
если ты не вампир. Элиас сжимает и разжимает кулак, наблюдая с
холодным интересом.
Теперь камеру освещает масляная лампа, в углу добавилась
табуретка и книга. Стражник добросовестно исполнял приказ.
— Мне нужна еда... — Проклацал пленник, утирая губы тыльной
стороной ладони и возвращаясь в угол. — Кровь... мало.
— Ну, руку отрезать я не могу. А других эльфов в округе нет.
Рана заживает быстро, но болит так же, как и обычная. Эльф
смотрит на срастающиеся края с выражением ужаса и отвращения. Как
человек вынужденный есть помои.
— Зачем вы похитили девочку?
— Жертва, ритуал. Не жрец, это всё, что знаю.
— Я не жил в эльфланде, — продолжил Элиас, следя за глазами
пленника, — но уверен, что таких, как вы там нет. Откуда вы?
Каннибал осклабился, будто красуясь красными зубами. Заговорил
на родном языке, лишь изредка вставляя понятные маршалу слова. Но
звуки этого голоса, тембр, певучие согласные и резкие выдохи...
Элиас не может объяснить даже себе, но они чудовищно знакомы.
В памяти всплывают смутные образы, смазанные фигуры,
склонившиеся над ним... Отец и мать. Человеческий отец давно
обратился в пыль, а мать... он даже не знает, что с ней стало. Увы.
Отец бежал с младенцем на руках и никогда не рассказывал о
причинах. Но сейчас звуки чужеродной речи, пробудили воспоминание.
Забывшись, Элиас затянул песнь, повторяя слова матери, слов он не
понимает и поёт не особо хорошо. Лужёная глотка привычна выдавать
рёв, что перекрывает шум битвы, а не ласкающие слух напевы. Однако
пленник умолк, а глаза округлились.