Горин, окинув взглядом присутствующих, затем снова упёрся
взглядом в Мартынова.
— Помилуйте, помилуйте, — тут же купец. — Как можно?
Я же брал на заметку.
Зато Горин, явно чувствуя себя хозяином положения, только входил
в раж.
— С вами-то, Мартынов, всё понятно, — отмахнулся Горин, — вам
законы не писаны, вам лишь бы свою выгоду получить, хотя ума не
приложу, как здесь то вы планируете подзаработать. Ну а вы,
господин мэр, или вы, генерал Петрищев? Вам что же это? Указ
императора не указ? Неужто вы из тех самых чиновников, которые лишь
штаны просиживают? Я о вас другое слышал, вы же для меня примером
были, когда я в академии учился! О Вас, генерал Петрищев, легенды
ходили. Я, когда на службу поступал, только на вас ориентировался.
А вы что же? Готовы из своих внутренних ощущений или каких-то
личных привязанностей волю императора попрать? Так дело не
пойдёт!
Горин, распаляясь всё больше, побагровел. Жилка на его лбу
пульсировала, и казалось, что ещё немного — и он просто взорвётся
от негодования. Нет, этот человек явно был не из тех, кого можно
было легко убедить или подкупить.
— Я по старой дружбе, да, и из уважения, конечно же, промолчу,
но впредь прошу эту тему больше не поднимать. Вот когда у меня
будет на столе лежать помилование, тогда мы и поговорим об этом. А
сейчас? Казнь назначена на среду, ровно в 9 утра. Вы приглашены
поприсутствовать и засвидетельствовать торжество закона над
нарушителями и преступниками. На эту церемонию тоже можете
присутствовать, это всё, что я могу вам предложить. Но те вопиющие
просьбы, которые вы тут озвучиваете, вы мне с этим прекратите!
Я наблюдал за этой сценой, сохраняя внешнее спокойствие, хотя
внутри всё кипело. Горин обводил взглядом каждого, будто бросая
вызов, смотрел так, будто проверял — найдётся ли хоть один, кто
осмелится возразить. Никто не осмелился. Даже Петрищев, человек,
облечённый властью, стоял, стиснув зубы и молчал.
Горин, видя, что его речь произвела нужное впечатление,
продолжил уже спокойнее:
— Неужто вы свою работу так же делаете? Вот если к вам, господин
мэр, культисты придут и скажут «сдайте нам город», ну что, сдадите?
Или к вам, Петрищев, враг попросит крепость сдать. Вы что же,
сдадите? Скажут: «ошибка вышла, крепость-то наша». И что же,
послушаете вы? Нет, не послушаете! А я почему же должен идти против
системы государственной даже ради друзей? Нет, не должен!