Каждый новый день однообразной утренней суетой был похож на предыдущий, и все это нагоняло невероятную тоску. Луиза слонялась по дому, разумеется, там, где дозволялось, на половину мадам ее не пускали. Рассматривала роскошную мебель, картины, росписи. Но все это не приносило радости. Казалось, ее светлость уехала нарочно, только бы не видеть Луизу, не находиться с ней под одной крышей. Крепла уверенность, что мадам оставила ее только из-за герцога. Точнее… вопреки. Луиза все время думала о том, поступила бы так герцогиня, не столкнись она с де Вилларом?
Луиза снова стояла у окна. Уже смеркалось, но улица не опустела. Серый господин привычно разговаривал с лавочником, закрывающим ставни. Она не видела его лица — оно всегда было скрыто полями шляпы. Вдруг незнакомец отвернулся от собеседника, пристально посмотрел налево. Луиза выглянула, увидела, как народ расступился, и к воротам подкатил экипаж, запряженный двойкой. Сердце забилось — неужели герцогиня вернулась? А может, де Виллар?
Она кинулась к зеркалу. Поправила прическу, промокнула лицо платком, пощипала щеки, чтобы придать им цвета, и отчаянно кусала губы с той же целью. Хотелось выйти из комнаты, чтобы все скорее разузнать, но Луиза не решилась. Ждала у дверей, приоткрыв крошечную щель. Долго наблюдала за пустынным коридором, а когда заслышала звук шагов, отскочила, как ошпаренная, и встала у окна, стараясь придать себе самый невозмутимый вид, но сердце колотилось набатом. Только не Шаброль! Только не Шаброль! Она с ней ни за что не уживется. Как с Франсуазой.
Наконец, двери открылись, и лакеи внесли три больших дорожных сундука, поставили у стены. А вслед за багажом в сопровождении Мари на пороге показалась незнакомая девица. Маленького роста, пухлощекая, как младенчик. Светлые, почти белые волосы были высоко взбиты по бокам. Она без стеснения таращилась на Луизу огромными блеклыми глазами и расплылась в улыбке, обнажая ровный ряд мелких зубов.
— Так вот вы какая прелесть, моя дорогая! Мне сказали, что вы очаровательны, но эти слова не отражают и половины правды! — Она тут же повернулась к горничной: — Мари, подай вина. И скажи на кухне, что я голодная, как волк! Пусть дадут все, что есть!
Мари склонила голову и тут же вышла, а девица решительно пересекла комнату, снимая на ходу перчатки, и рухнула в кресло, раскинув ноги. Блаженно запрокинула голову и выдохнула: