Что может быть лучше для
изгнания злого духа, чем веник из духовного орешника? Я
собственными руками сделал его из лучшего в монастырском саду
куста, самого старого и раскидистого. Этому кусту было более двух
сотен лет, и учитель старший Ван очень этот куст любил и тщательно
за ним ухаживал.
Нельзя сказать, что я не знал об
этом, когда обдирал с него прутья для метлы.
Выхвативший метлой по прозрачной
своей морде, призрак большей части головы лишился – духовный
орешник способен развеивать слабых призраков – но этот явно слабым
не был, и медленно восстанавливал полученный ущерб. Нападать он не
спешил, наверное, опасаясь метлы, и лишь шипел и пытался скрежетать
зубами.
- Ублюдок бессердечный! – поведал мне
он, когда более-менее восстановился – Ты знаешь, как это больно?
Тебя никто не учил уважать старших? Если так, то этот старый
мастер, хоть и давно умер, поучит тебя манерам!
Я оглядел его: при жизни это был
умудренный сединами старик, с длинной ухоженной бородой и остатками
волос на лысине, с мудрым взглядом и покрытым морщинами лицом.
- Прости за то, что ударил тебя, но
ты меня очень испугал. Кто ты, почтеннейший? – спросил я со всей
вежливостью.
- Я твой дедуля! – возопил старец, и
ладони его угрожающе засветились, - Дерьма ты коровьего тухлый
ломтик, метлой меня бить удумал? Я тебя научу уважению, проклятый
сопляк. Ну-ка быстро падай на колени и кланяйся, невежливый...
Сопляк? Ублюдок?
Чего-то там
Ломтик?
Нет, хватит. Я всегда вежлив с
друзьями и почтителен со старшими, но разве не разумно ждать такого
же отношения и от них?
Надо сказать, что это лишь в алхимии
и путях культивации я был бесталанным новичком. Ведь богами дан
кому-то талант, а кому-то, соответственно, не дан. И тот, кому не
отломилось, останется серой посредственностью, которой останется
лишь завидовать восходящим звездам юных гениев. Но, пускай мой путь
в культивации Ци лишь начат, в искусстве проклятий, ругани,
оскорблений и матерщины я воистину достиг небесного мастерства.
Братьев по секте я ругал, как торговец, а торговцев ругал, как
монах. Портовых обрыганов я ругал, как бывалый моряк, а моряков –
как обитатель городского дна. И да – я родился и вырос в деревне,
поэтому до любого оппонента мог донести свою точку зрения о нем и
его мамаше, ругая его, как крестьянин.