Клубничкина замолчала, тряхнула головой и заявила:
- Это мы тут показываем зрителям настоящих героев! Ульяна
Громова, Олег Кошевой, Любовь Шевцова, Сергей Тюленин – вот
настоящие герои! Вот о ком нужно писать в газетах! А не кропать эти
дурацкие статейки о московском мальчике Ваське Пиняеве!
Светлана ткнула в мою сторону указательным пальцем.
Я заметил, что её плечи вздрогнули (будто Клубничкину тряхнуло
от холода).
- Уходите! – закричала Клубничкина. – Не мешайте НАМ
работать!
По щекам Светланы скользнули слёзы.
Черноволосая Галина подошла к подруге, заглянула ей в лицо.
- Светочка, успокойся… - сказала она. – Ты чего?
- Я не успокоюсь! – крикнула Клубничкина. – Пусть уйдут!
Она вновь махнула рукой.
Журналистка покачала головой, произнесла:
- Коля, не обращай внимания. Это артисты, они всегда такие.
Василий, подойдите к пианино.
Рева поманила меня рукой.
Николай снял крышку с объектива фотоаппарата.
- Не обращай внимания?! – воскликнула Светлана. – Прекрасно.
Она посмотрела на Гену Тюляева.
Заявила:
- Ладно. Тогда я уйду! Репетируйте без меня!
Клубничкина громко всхлипнула и поспешила прочь со сцены.
На бегу она обожгла моё лицо гневным взглядом. Буквально сбежала
по ступеням в зал, ринулась к выходу из зала. За ней следом
бросилась Галина. За Галиной к краю сцены направились братья
Ермолаевы. Они тоже посмотрели на меня – словно обвинили в Светиной
истерике. Братья спрыгнули в зал и зашагали на выход.
Стоявший на сцене Тюляев скрестил на груди руки, покачал
головой. Генка не сдвинулся с места, вздохнул. Прочие актёры
зароптали. Вот только я не понял, что именно их возмутило.
Анастасия усадила меня на стул около пианино, подняла клаб. Снова
поправила мне причёску, шагнула назад, придирчиво меня
осмотрела.
- Прекрасно, - сказала она. – Василий, обернитесь к залу.
Изобразите задумчивость. Вот так. Замрите. Великолепно.
Рева повернула голову и скомандовала фотографу:
- Коля, работай.
***
За четверть часа Николай сфотографировал меня сидящим около
пианино, играющим на пианино, стоящим около пианино, задумчиво
смотрящим в зрительный зал, улыбающимся, поющим, замершим посреди
опустевшей сцены…
Из актового зала я вышел, многократно ослеплённый ярким светом
фотовспышки.
Но всё же заметил стоявшую в вестибюле около окна Клубничкину.
Выражение Светиного лица я не разглядел. Услышал, как Галина и
братья Ермолаевы уговаривали свою подругу, чтобы та не обращала
внимания на «этого дурака Пиняева».