— Меня зовут Марина. — Девушка составила на тележку
тарелки и приборы. — Попробуй поспать до следующего
принятия пищи, герой-любовник. И не беспокойся, от голода
ты у нас не умрешь. — Посмеиваясь, она удалилась вместе с
тележкой.
Вот в таком ключе мы и пообщались с ней оставшееся время
моего вынужденного карантина. Я шутил и флиртовал, но
руки не распускал. Она смеялась, но все указания доктора
исполняла без проволочек. Уже начиная с утра второго дня я
стал делать разминку и выполнять боевые комплексы. Тело
слушалось великолепно, вообще создавалось впечатление,
что лекари перестраховываются, держа меня в палате.
Но, как и все на свете, на третий день мое заключение
закончилось. Заведующий лекарским отделением лицея
Анатолий Иванович Шипицын, тот самый пожилой мужчина,
который осматривал меня, когда я пришел в сознание,
признал, что здоровье у пациента бычье, отклонений в
психике не наблюдается и меня можно выпускать в люди.
Но насладиться обретенной свободой в полной мере я не
успел. Буквально через час в комнату постучалась завуч
Сикорская с сообщением, что меня срочно ждут у
директора. Я прекрасно понимал, что конфронтации с СИБ мне
не избежать, но надеялся, что у меня будет время хоть
как-то подготовиться к встрече. В палате не было ни ручки,
ни блокнота для записей, а на просьбу выдать их сиделка
Марина сослалась на Шипицына, который не велел нагружать
мозг, и в итоге я так и не смог набросать, хотя бы тезисно,
все мои претензии и построить предполагаемую линию
разговора. Поэтому шел сейчас к директору не то чтобы с
тяжелым сердцем, вины за собой я не ощущал никакой, но с
некоторым волнением, мысленно прокручивая свои возможные
слова и действия.
Наш путь завершился у памятной мне комнаты для
переговоров. Усмехнувшись, подумал, что это уже становится
традицией. Вот только на этот раз статус гостей, а вернее,
одного из них, был очень высок. У окна, переговариваясь с
директором лицея, стоял министр обороны империи,
двоюродный брат императора собственной персоной.