Называет адрес, объясняет, как проехать.
– Только я, если что, ничего не говорил, – поднимает руки. – Про ребёнка знать не знаю.
– Хорошо, спасибо за информацию, – цежу я.
Разворачиваюсь, иду к машине, там меня ждёт Славик. Мне становится снова стыдно перед ним, что тягаю парня по таким ужасным местам.
– Прости, что притащила тебя сюда.
– Это ничего, – поджимает он губы. – Что ты будешь делать дальше? Поедем по новому адресу?
– Мне неудобно просить…
– Прекрати! – обрывает уверенно. – Просто садись и поехали.
И снова мы в машине ползём по грязи и ухабам. Минут через десять находим нужный дом. На душе у меня такой камень, что не вздохнуть.
Слава останавливается перед покосившимся забором. На сей раз это частный дом, но сразу видно, что запущенный. Калитка нараспашку. Но в окнах точно горит свет, и виднеются какие-то силуэты.
Дурное предчувствие усиливается, особенно когда в открытую калитку вваливается какая-то нетрезвая парочка подростков. Они громко смеются, в руках у них бутылки чего-то спиртного, на нас вообще не обращают внимания.
– Ты точно хочешь туда пойти? – смотрит Слава с сомнением на заросший двор.
– Я должна убедиться, – киваю.
– Мне кажется, тут нечего делать ребёнку. Не думаю, что эта девчонка принесла бы ребёнка сюда…
– Очень на это надеюсь, но я хочу посмотреть. Подожди меня здесь, я быстро.
– Нет, одну я тебя не отпущу, давай без геройства. Пойдём, нечего женщине одной там делать.
– Слав, мне правда неудобно тебя во всё это втягивать, ты не обязан…
– Юль, – обрывает он, – не обязан, но я хочу помочь… Потому что прекрасно понимаю, что там может происходить. У самого детство такое было, – небрежно бросает он то, отчего у меня сжимается сердце.
Слава уже торопится выйти, но я ловлю его за рукав.
– Твои родители пили? – смотрю на него пытливо.
– Да. Меня бабушка вырастила. Так что…, – смотрит на меня таким глубоким взглядом, кажется, хочет сказать что-то важное, но не решается. – Пойдём, короче! – вздыхает тяжело, открывая дверцу.
Мы выходим из машины, идём в сторону дома. Поднимаемся по покосившемуся крыльцу. Я рассматриваю небрежно прикрытую входную дверь. Она не заперта. Толкаю её слегка, замираю…
Потому что до меня доносится надрывный детский плач…
13. Глава 13.
И всё. Дальше я ничего не вижу и не слышу, бросаюсь на звук, потому что этот надрывный плач вынимает из меня всю душу. Такой крохе нельзя так кричать, почему её никто не успокоит, не пожалеет? Она же маленькая, слабенькая.