Мои слова и отказ отчего-то вызвали улыбку и открытый смех на лице мужчины, а я на мгновение замерла, потому что такая открытая улыбка на твердых мужских губах заставила мое сердце биться быстрее, когда мужчина твердо выдал:
– Мне не нужны другие, Элина. Я с первого взгляда выбрал тебя…
И вот сейчас я стою полуживая от понимания, что Глеб врал… Он говорил, что я единственная, но это не так!
Все ложь… наглая… бесчеловечная ложь!
Ты мой воздух, Эля… Жизнь…
Эти слова отпечатались в моем сознании, и я безоговорочно верила ему, доверяла, любила так сильно, что в какой-то момент муж сам стал моим кислородом…
И сейчас… В эту самую секунду я будто сама задыхаюсь, четко осознавая, что у моего верного и любящего мужа есть беременная любовница…
Дыши, Элина… вдох – выдох. Это ведь так просто. Только вот не получается. Я облокачиваюсь о колонну, хочется сползти по ней вниз и зарыдать, либо просто закрыть глаза и притвориться, что на мгновение оглохла и ослепла, что не видела и не слышала, но…
Я здесь. Стою посреди клиники, где лечилась от бесплодия, и смотрю на собственного мужа, который интересуется здоровьем своей любовницы, которая глубоко беременна…
А ведь совсем недавно этот предатель шептал мне страстные слова любви…
Только вот мой мир рушится у меня на глазах, и приходит осознание, что все было ложью. Не более…
А я… я не могу жить во лжи, не могу притвориться, что ничего не было. Я для этого слишком сильно люблю Глеба… вернее… любила…
Сейчас от того чувства в душе остается только кислота, которая выедает мое сердце, оставляя после себя лишь горстку пепла…
Боль… она сковывает, но я четко понимаю, что я еще в шоке, что дальше, когда придет осознание, меня скрутит в агонии…
Все понимаю и не могу себя удержать. Выхожу из своего укрытия, и, кажется, что цокот моих каблучков раздается самым настоящим выстрелом.
Соколовский замирает, его плечи каменеют. Он еще не развернулся ко мне, но я на каком-то интуитивном уровне понимаю, что он почувствовал меня…
Сильный хищник. Резко разворачивается, и мы сталкиваемся взглядами. Глеб смотрит на меня так пронзительно, и мне больно становится, потому что я знаю каждую черточку его лица, помню, что у самой кромки волос на любу у него есть едва заметный шрам, а еще помню, что очень редко, когда Соколовский улыбается, у него в глазах будто смешинки вспыхивают.