В дальних от столицы городах остались даже рабы — что вообще-то не одобряется и официально запрещено, но все закрывают глаза, — да и к слугам многие хозяева относятся не лучше. Мой папа считается добрым господином, потому что не бьет прислугу, не морит ее голодом и даже платит исправное жалование.
Отношение бывает всякое. Но я-то не собиралась издеваться над Алексисом.
Я вообще не понимала, как поступить. Жаль, что нельзя дать ему свободу. Такого поступка Фаркоунт точно не одобрит. Наоборот, навлеку на себя ненужные подозрения.
— Тогда иди в ванную, а я… я раздобуду какую-нибудь другую одежду.
По правде, эту нельзя было назвать ничем, кроме ветоши. Нестиранная, разорванная, она выглядела просто ужасно.
Ванная комната примыкала к моей спальне. Я не хотела смущать Алексиса своим присутствием, поэтому предпочла ускользнуть.
Я нашла его же вещи, взяла их из его спальни, в которую прокралась как воришка. Теперь понятно, почему отец не выбросил всё сразу же после нашей неудавшейся помолвки. Чтобы показать: пленник жив, вот его одежда, вот он сам. А что исхудал и избит — ну так никто не обещал, что к нему будут обращаться как к аристократу.
Вернулась обратно и вслушалась в мерный плеск воды.
Лет двадцать назад маги научились подогревать воду с помощью колдовства — с тех пор в каждом уважающем себя богатом доме появились вот такие ванные комнаты. Смешно, что папа, недолюбливающий магию, к подобным новинкам относился благосклонно.
Я сидела на краю собственной кровати, гадая, как быть дальше.
Внезапно до меня донесся удар, как будто кто-то рухнул со всей силой.
— У тебя всё нормально? — Я поскреблась в дверь.
Ответом стала тишина.
Я не колебалась ни секунды, когда рванула на себя дверь в ванную, надеясь, что та не заперта. Повезло.
Алексис сидел в ванне, неловко держась за бортик. Было видно, что он упал и теперь пытается подняться, но не может совладать с собственным телом. Он совершенно ослаб. Не знаю, достаточно кормили ли его (думаю, нет), но мужчина не мог даже встать на ноги.
Я могла бы просто помочь ему подняться или вообще оставить, чтобы не задевать мужскую гордость, но вместо этого стиснула зубы и как есть, в пышном платье, шагнула внутрь ванной. Вода лилась из душевой лейки, и юбки тотчас намокли, потяжелели. Меня это волновало меньше всего. Дурацкое лиловое платье всё равно никогда не станет моим любимым.