Я помогла Алексису встать и, дотянувшись одной рукой до мочалки, а второй придерживая его за поясницу, начала намыливать. Обнаженный он оказался куда более худым, чем показалось мне под слоем одежды. Все ребра проступали наружу. На коже виднелись свежие кровоподтеки и старые шрамы.
— Не нужно, — проскрежетал он совершенно сиплым голосом.
Но я понимала, что даже если он захочет, то попросту не сможет помыться. И решила попросту отстраниться от ситуации и помочь ему, ну, как другу или приятелю. В этом нет ничего зазорного или постыдного. Ему необходим душ. И точка.
— Расслабься, всё хорошо.
Прозвучало как-то глупо, неестественно. Но слова давались мне плохо.
Он, наоборот, весь напрягся, но не стал спорить. Лишь закрыл веки и позволил мне «хозяйничать» с его телом. Я была быстра, но аккуратна. Намыливала и смывала, стараясь не смотреть никуда, кроме лица Алексиса.
Затем, закончив, выдохнула с облегчением.
— Прости, я должна была тебе помочь. Одеться сможешь или…
— Смогу, — скрежетнул мужчина зубами, и я решила не лезть.
Постою за дверью. Послушаю.
Он вышел через несколько долгих минут. Пусть и посвежевший, но определенно слабый. Вещи свисали с него будто с садового пугала, так сильно он исхудал. Застыл на пороге, будто не зная, куда деться. Я жестом указала на кровать. Пусть лежит и отдыхает.
— Когда ты в последний раз ел? — спросила строго.
Алексис неоднозначно усмехнулся.
— Ясно. Жди.
Я принесла с кухни остатки пиршества, подвинула к мужчине поднос, заставленный едой и питьем. Набрала всего понемногу.
— Позволь мне подлечить тебя… я умею… — и объяснила, хоть Коэрли-младший и не спрашивал: — Последние месяцы я изучала теорию магии, но немного занималась и практикой, на самой себе. Вылечить раны — смогу.
— Делай что хочешь.
Прозвучало без всяких эмоций. Алексис так и сидел на кровати, не притронувшись к еде. Взгляд его был пуст.
— Куда делся тот надменный индюк, который так сильно меня бесил? — внезапно для самой себя я разъярилась.
Мужчина сощурился, как будто и сам внутренне пытался найти ответ на этот вопрос. Постоянные истязания вытрепали его, ослабили. Он перестал надеяться. Но мне было плевать — я собиралась сделать всё, чтобы однажды увидеть прежнего Алексиса Коэрли.
— Сейчас ты поешь, это приказ. Затем я вылечу твои раны. А потом ты ляжешь спать. Ясно?