Толстой пожал плечами, сохраняя свою
неизменную улыбку:
— Не думаю. Уверен, если среди
студентов будет Отрешённый, шар загорится.
Глядя на меня, директор зачем-то
подмигнул мне, словно я должен был уловить какую-то шутку, хохму
или прочую хрень. Но я лишь делал вид, что мне очень стыдно. Стоял
с опущенной головой, потупив взгляд, завел руки за спину и молча
ждал итога.
А итогом был новый шар, который за три
часа последнего теста ни разу не засветился. Точнее, не засиял
красным, как должно было быть, если среди присутствующих был
какой-то там Отрешённый.
Но и это был не конец.
Закончив с тестами, студентов
распустили по разным «углам». Кто-то ушёл на занятия, кто-то пошёл
обедать. А вот мне пришлось задержаться.
Директор жестом пригласил меня
проследовать за ним в его кабинет. Только мне не пришлось
переходить через арки, слоняться между двумя Контурами. Я прошёл
через портал, который Лев Николаевич создал в стене этого большого
склада.
Оказавшись в кабинете директора, я
невольно огляделся. Обстановка здесь была далека от аскетичности
склада и от места, которое я уже видел.
Большой, заваленный книгами стол,
удобное кресло с высокой спинкой и мягкий ковер под ногами. На
стенах висели картины, изображавшие, как мне показалось, сцены из
прошлых жизней Льва Николаевича или просто красивые пейзажи,
написанные талантливым художником.
Директор жестом указал на кресло
напротив стола. Я опустился в него, ощущая приятную мягкость.
Толстой обошел стол и сел в свое кресло, сцепив пальцы в замок. Его
взгляд был внимательным и изучающим.
— Итак, — начал он, — расскажите мне,
что произошло с шаром?
Я снова пожал плечами, изображая
растерянность:
— Я же говорил, что просто дотронулся
до него. Может, он был хрупким?
Толстой усмехнулся, но в его глазах не
было злости, скорее заинтересованность:
— Боюсь, что нет. Этот шар был одним
из самых прочных артефактов в нашей коллекции. И создать его заново
будет крайне проблематично. Именно по этой причине у меня
закрадывается смутное подозрение, что ты что-то скрываешь. Не так
ли?
— Понимаете, Лев Николаевич, — начал
я, стараясь говорить как можно более убедительно, — я сам не
понимаю, что произошло. Я действительно просто коснулся шара, и он
вдруг рассыпался в прах. Возможно, там была какая-то трещина,
которую я не заметил. Или, может быть, он просто был нестабилен
из-за каких-то внешних факторов.