Он терпел, осознавая свой долг перед семьей, и был слегка несчастен. Последнее время, когда проблема с Гюнешем Илери так некстати всплыла, Ферит тревожился за родных, потому и злился, и частенько бывал не в настроении.
Вчера все изменилось! Ситуация с Илери почти решилась, опасность если и не миновала, то уже сходила на нет, а в доме появилась гостья. Девушка.
Ферит сразу понял, что Дила Киванч особенная. И не потому, что красавица, не потому, что смелая, а потому, что лёгкая. Младший и сам себе не мог объяснить, что значит «лёгкая». Просто не чувствовал в ней обиды на свои едкие шутки, не видел злости на ее красивом личике, а только лишь затаенный смех в ее прекрасных глазах. Ферит точно знал, что она примет все его речи – плохие и хорошие – и ответит тем же, но без злобы, а с пониманием.
– Ты вовремя появилась, Дил, – улыбался Ферит, разговаривая сам с собой. – Сидеть взаперти будет легко.
Через минуту довольный младший выскочил из постели и удивился, взглянув на часы: шесть утра – слишком рано для него. Но это не умерило ни хорошего настроения, ни бодрости.
На подъеме Ферит принял душ, гладко выбрился и надушился тем самым одеколоном, который создала Дила Киванч. Позже младший долго копался в гардеробной, выискивая худи с принтом барана. В это утро он даже не вспомнил, что значило для него это кудрявое существо. Он будто слышал голосок Дил, который шептал ему нежно: «Барашек».
Не дожидаясь своего помощника – Бору – Ферит выскочил в коридор, спустился по лестнице и у входной двери особняка столкнулся с Ферхатом.
– Здравствуй, брат, – младший обнял старшего и получил в ответ крепкое объятие. – Ты куда так рано? Я с тобой.
– Тебе нельзя, – Ферхат оправил манжеты белоснежной рубашки. – Ага приказал не выходить.
– Я не буду помехой, брат, – Ферит насупился.
– Я и не говорил, что ты помеха, я сказал, что ага рассердится, – Ферхат положил руку на плечо младшего. – Баран? – он указал на принт худи. – С чего бы?
– А почему нет? – Ферит смотрел прямо в глаза старшего. – Спасибо тебе за тот подарок.
Ферит благодарил за детскую игрушку, но не за сам факт ее существования, а за любовь, которой Ферхат поделился когда-то с ним, брошенным матерью малышом.
Ферхат замер, удивленно вскинул брови, помолчал и чуть приметно улыбнулся:
– Ты повзрослел, брат.