Шкаф зевнул, глядя в заляпанное дождём окно.
- Ладно. Но если нет – ты за него объясняешь.
Машина рванула с места и растворилась в потоках грязного дождя,
который начал литься с такой злостью, будто сам небесный механизм
вышел из строя… и мастера у него не нашлось.
***
К вечеру эту хрень всё-таки удалось разобрать. Всё, что можно
было очистить — очищено. Детали корпуса отложены в сторону –
отмокать в химическом растворе. А всё, что внутри – аккуратно,
методично, как хирург в операционной, разложено по полкам. Каждый
модуль, каждая цепь, каждый обугленный кусок платы –
сфотографированы под разными углами. Если вдруг мои знания подведут
– чтобы хотя бы можно было это счастье собрать обратно. Или
убедительно рассказать, что уже не собрать.
В мастерской пахло озоном, нагретым металлом и упрямством. Но
сидеть тут дальше было бессмысленно. Тело – молодое, да, но устаёт
оно вполне по-человечески. Всё же не сверхсущество. Просто уставший
мастер на закате дня.
Закрыл мастерскую, проверил дважды, как обычно, и вышел на
улицу. Сыро. Пахнет асфальтом и старым дождём, но сам дождь уже
ушёл, оставив только рваные облака и странную тишину.
Шёл домой привычным маршрутом, без особых мыслей. Под аркой –
той, что между заброшенной пиццерией и магазином, где никогда
никого нет, – случилось неожиданное. И неприятное.
Толпа. Человек шесть, может семь. Одеты так, чтобы сойти за
местных, но чувствовалась фальшь. Стояли слишком ровно. Смотрели
слишком внимательно.
Естественно замедлил шаг, но уже было поздно. Один шагнул вперёд
– худощавый, но с опасным взглядом. Он глянул мне в лицо и без
всякой суеты спросил:
- Костас Треш?
И стало ясно: это не просто гопники. Не случайная толпа. Меня
здесь ждали.
Инстинктивно вжал голову в плечи и упал на асфальт, прячась за
бетонной опорой арки. Никакой внятной мысли в голове не было –
только одна, отчаянно пульсирующая: "Только бы не попасть под
раздачу". Потому что раздача началась, да ещё как – сразу на
максималках.
Первым рванул тот, кто выглядел как ожившая гора мышц. Его кожа
вспухла и потемнела, словно он внезапно стал из вулканического
камня. Он прыгнул на ближайшего из новоприбывших – тощего парня в
плаще, за которым будто колыхался жар. Парень дернулся вбок,
оставив на месте только горячий воздух, и через мгновение из его
пальцев сорвался язык пламени. Он не просто горел – он ревел, огонь
был бело-голубым, пульсирующим, как плазма. Прямой удар в грудь
каменному – и тот отшатывается, на его теле шипит расплавленный
след.