От этих воспоминаний в груди закололо,
но я только крепче сжал руль, потому что их тепло до сих пор со
мной, как маяк в этой бесконечной дороге.
Отец был для меня всем, я его обожал,
пацаном бегал за ним, как щенок, ловил каждое слово. Он учил меня
жизни — не просто проживать день, а жить с умом, с душой, с
какой-то внутренней силой, которая не гаснет. Он был геологом.
Крепкий, с руками, загрубевшими от работы, с обветренным лицом.
Каждый раз, когда он говорил о камнях, о горах, о походах, которые
были для него не просто работой, а страстью, настоящей жизнью, в
его глазах горел неподдельный азарт и восторг.
Помню, как он брал меня в лес за
городом, показывал, как развести костёр, даже если дрова мокрые.
«Терпение, Стас, пара нужных движений, и огонь тебе подчинится», —
говорил он, и я старался, пыхтел, пока искры не вспыхивали, а он
смотрел с улыбкой, от которой я чувствовал себя героем.
Учил ставить палатку так, чтобы ни
ветер, ни дождь не добрались, объяснял, как читать следы — вот заяц
пробежал, вот тут лиса кралась. Я слушал и гордился, что он делится
со мной, своим сыном, доверяет мне знания, которые есть у него, как
будто я уже взрослый.
Про камни он знал всё — особенно любил
рассказывать о вулканическом стекле. «Оно хранит память о пламени,
сынок, даже когда кажется холодным». А я смотрел на него, раскрыв
рот, представляя себя рядом в экспедициях, среди скал, рек и ветра,
который воет в ушах, как в его байках.
Дома у нас лежали его находки: небольшие
куски кварца, белые и прозрачные, агаты с разноцветными прожилками,
обломки гранита, тёмные и тяжёлые.
Иногда вечерами мы садились за стол, он
раскладывал их на кухонном столе, покрытом старой клеёнкой, и
рассказывал истории: этот с Урала, тот с Кавказа, а этот вообще
из-под земли вылез, где вулканы когда-то полыхали.
Он был не просто отцом, он был учителем,
другом, человеком, на которого я хотел быть похожим. Я мечтал стать
таким, как он — сильным, знающим, таким, на кого можно положиться в
любой передряге.
А потом он пропал, и всё рухнуло — мне
было двенадцать, почти тринадцать, и тот день врезался в память,
как гвоздь: он уехал в командировку за Урал, в какую-то глушь,
обнял меня крепко, потрепал по голове и сказал: «Стас, ты маме
помогай, я скоро вернусь».
Я кивнул, уверенный, что он не подведёт,
он же всегда возвращался, с рюкзаком, с камнями на дне, и с
улыбкой, от которой дома становилось светлее и уютнее.