действительно стояли трое. Чёрные куртки,
капюшоны низко натянуты.
Руки в
карманах, лиц не разглядеть.
—В каком смыслечасто? — спросилеё.
— Очень
часто, — ответила женщина, понизив голос. —Дакаждый
день. Вонтам, у ларьков, собираются. — Она показала
пальцем на угол, где мигала вывеска«Шаурма». —
Странные они. Стоят, молчат.Ничего не предлагают, если вы подумали. Месяц
назад такого ещё не было.
Яприщурился. Трое в чёрном не
двигались, но один повернул голову — тень под капюшоном
шевельнулась. Никаксмотрел в
окно,прижавуши.
—
Занятно, — сказаля,
сворачивая к тротуару.
Высадилспутницу,
онарасплатилась иушла, не оглядываясь.Ябросил взгляд на место у ларьков —«Братство Огня» — а это
определённо были они — всё
ещё стояло там, как статуи. Меткагрелась, а
в голове крутились слова: "Ищут тебя".Язавёл
мотор, Никак смотрел наменяумнымиспокойными
глазами.Яна
всякий случайзапомнил угол
у«Юго-Западной».Возможно, этобылкакой-тослед.
Вдруг в
кармане куртки завибрировал телефон.Явытащил
его, глянул на дисплей — высветилось«Дед
Исмагил».Ткнулпальцемв
экран, поднёс трубку к уху, держа руль одной рукой.
— Стас,
ты где пропадаешь? — голос деда был хриплым, с лёгким акцентом, но
твёрдым, как старый дуб.
— Только
выехал, дед. Что-то случилось? —Ябросил
взгляд на дорогу.
— Да куда
ты вечно спешишь? — дед кашлянул, в трубке послышался шорох, будто
он перекладывал бумаги или старые книги на столе. — Как жизнь-то у
тебя? Чем занят? Куда пропал совсем?
—
Работаю, дед, как обычно, —Явздохнул, перехватывая руль
поудобнее.
— Такси,
пассажиры, пробки. Ничего нового.
—
Работаешь,значит?— дед хмыкнул, ияпочти
увидел, как он качает головой, сидя в своём кресле с потёртой
обивкой. — А семейные дела как? Знаю, что сЕленойразошёлся, но
вдруг обратно сошлись? Дело молодое, всякое бывает.
Я
немногоскривился,
вспомнивбывшую— её острый голос, упрёки про
квартиру вДушино,
которая, между прочим,осталась ей.
— Нет,
дед, не сошлись, — отрезал. — И не собираемся. Всё конченонавсегда.
— Ну, как
знаешь, — дед помолчал, в трубке звякнула ложка о чашку, будто он
размешивал сахар. — Молодёжь нынче своенравная. А я вот думаю,
может, зря ты её отпустил. Помню, по малолетству твоему, лет
в шесть или семь, прибежал
ко мне на веранду, весь в слезах, потому что девчонка соседская
тебе косичкой по носу хлестнула. А ты всё равно за ней бегал, цветы
с клумбы рвал.