На его место, наверное, поставят
Геалаха. Лалин хорош, но слишком молод, к тому же тридцать шестой
класс – рановато. Мвези очень уж ленив – запустит. Да и совершенно
не тот склад характера для руководителя. У Тай-йина хорошая
репутация наверху, но себе на уме – таких не любят выдвигать «на
отдел». И уж точно не Месчината.
Мунн должен поставить Геалаха. Гэйну
давно пора, а здесь и вакансия.
В ящике у Маана уже месяц лежал
листок, ожидавший своей очереди. Вскоре он ляжет на стол Мунна. И
Мунн, внимательно прочитав, хмуря брови, постучит по нему пальцем и
уточнит: «Уверен?». И Маан кивнет головой, как бы заверяя
написанное. «В Геалахе — уверен».
Ему еще долго работать в Контроле,
лет двенадцать. А то и больше — семьи нет, на пенсию никто не
тянет. Отделу с ним повезет. Пусть Геалах не прирожденный
руководитель, но у него есть все качества, которые сделают замену
безболезненной.
Он знает ребят и ценит их, не хуже
самого Маана, будет вести их, подстраховывать, указывать путь,
словом, как и положено руководителю, вожаку.
А он, Маан, просто исчезнет отсюда.
Перестанет быть частью пропахшего табаком суетного мира. И, по
большому счету, во всей Вселенной эта перемена пройдет практически
незамеченной.
— Мне что-то приносили? — спросил
Маан в первую очередь, чтобы отвлечься от собственных мыслей.
Мвези утвердительно кивнул и поднял
два пальца.
— Срочное?
— Нет. Вряд ли.
Маан ощутил облегчение. Две заявки —
это немного. Если послали на его стол, а не в отдел, скорее всего,
что-то мимолетное, не имеющее чрезвычайной важности или срочности,
иначе бы уже доложили Мвези.
Скорее всего, подозрение на Гниль, но
вызывающее сомнения, или просто рядовой донос. Как бы то ни было –
не тот случай, когда требуется выезжать на место.
Маан прошел в свой кабинет. Это было
небольшое помещение, лишенное окон, но по-своему уютное, несмотря
на подчеркнуто нейтральный интерьер.
Он не запрещал ребятам из отдела
приносить искусственные цветы или фотографии, но сам предпочитал
работать в строгой обстановке, не отвлекающей от дела.
Когда-то он, впрочем, поставил на
стол фотографию с Кло и Бесс, но через несколько дней сам же убрал
— он чувствовал неудовольствие, когда на фото бросал взгляд кто-то
из посторонних.
Как будто они были его личным
сокровищем, и само созерцание портрета чужим человеком ставило их в
опасность.