***
Я проснулась с бешено колотящимся сердцем, и долго не могла понять, что происходит, где я нахожусь, и что так напугало меня. Я ощутила, как паника подкатывает к горлу, я знала, что мне нужно идти. Я чувствовала, что происходит нечто непоправимое.
Накинув на тонкую сорочку плащ, первое, что попалось под руку в гардеробе, я обулась и вышла в коридор. Призрачный свет луны проникал через огромные, от пола до потолка, окна. Свечи отчего-то не горели, хотя я отчётливо различала, как они остаточно дымятся. Кто-то погасил их. Ёжась от ночной прохлады, я быстрым шагом шла по коридору. Меня тянуло в каминную залу, где мы обычно принимали гостей. С каждым шагом тревога всё нарастала, грозя обрушиться в паническую атаку.
Отворив массивные дубовые двери, я вошла. Шелестели бархатные портьеры, перебираемые тонкими пальцами ветра. В углу еле тлело пламя камина. На полу лежал опрокинутый стул, и повсюду – в беспорядке раскиданная одежда: чулки, туфли, камзол, шелковое платье, ботинки, штаны… А на обеденном столе, раскинув ноги в стороны, лежала незнакомая мне женщина, чьего лица я не разглядела, и жадно, со стонами и охами, принимала в своё тело член моего жениха. Я стояла, смотрела на это, и не могла закрыть глаза, чтобы спрятаться, скрыться от этого позора. Мэорих, за что он так со мной? Сердце до боли колотилось в грудной клетке, до рези пульсировало горло, меня резко затошнило и закружилась голова. Захотелось заорать, завыть, броситься к Мэориху и ударить его между лопаток, чтобы он опомнился. Но всё, что я могла, это беззвучно ронять слёзы, не в силах ни что-либо сказать, ни уйти. Странное оцепенение охватило моё тело.
Разлучница резко застонала, и я поняла, что она кончает. Я увидела, как блаженно откинулась её голова, как вздрогнули и расслабились стройные, почти тощие ноги, и поняла, что она смотрит мне прямо в глаза. Яркая, притягательная красота: миловидное лицо сердечком, ярко-зелёные глаза, пухлые губы, растянутые в презрительной усмешке. Но вот её лицо исказилось торжеством, и она вмиг стала безобразной. Нос напомнил мне клюв, глаза сузились, превратились в щёлки, между нахмуренных бровей пролегла глубокая складка. Она, нисколько не стесняясь моего присутствия, крикнула Мэориху:
– Любимый, давай ещё раз, глубже, сильнее, о, как я люблю, когда твой член разрывает моё лоно изнутри!