– Это все, что от него осталось. Папа погиб в Израиле, в теракте – нам даже тело не показали. Мы только оттуда. Отсидели шиву.
– Он там много работал в последнее время. Блок-схемы, структуры какие-то…
– Сам-то что не разберешь? Ты же профессионал.
– Борис всегда говорил, что ты гений. Из вас двоих евреем должен был быть ты.
– Ну это, положим, я исправил.
– …???!!!
– Я прошел гиюр.
– Когда?! Зачем?!
– Да еще там в тьмутараканске. Воды в кране как-то не было, ну я и решил заняться вопросом вплотную. Ты же знаешь – я любознательный.
На самом деле все началось с того, что в шкафу своей комнаты в общежитии он нашел невесть как попавший туда перевод ТАНАХа с параллельным текстом на иврите (вот уж действительно – судьба!). Начав читать, он почувствовал удивительную стройность, «алгоритмическую» регулярность этой книги. Еще не будучи знаком с теософскими изысканиями Ираклия, он понял, что это ключ к Тайне. В тридцати километрах от комбината был небольшой городок, когда-то относившийся к черте оседлости. Помимо церкви и тюрьмы, там была и синагога, да еще и с евреями. Вечера он проводил там. Ну не на танцы же, в самом деле, ходить (однажды попав на танцплощадку после длительных уговоров приятеля по работе, он почувствовал удушающий страх: изуродованные непосильным трудом и ядовитыми испарениями, зомбированные обрубки обменивались редкозубыми, фиксатыми – мода такая была – улыбками, а закончилось все жуткой дракой и свальным грехом).
Они переглянулись.
– Возьми. Это тебе…
Если бы программирования не было, Господь должен был сотворить это для него. Ибо создав одного Он не мог оставить его без другого.
Ну вот наконец они и встретились. Кумир, гений, ты опять капризно диктуешь свои условия: ты будешь говорить, а я только слушать.
В 1967 году Ираклий начал работать в Минске, где разворачивался большой проект по созданию «флагмана отечественной вычислительной техники». Т.е. кибернетика еще числилась в «продажных девках империализма», но вычислительная техника с этой шлюхой не ассоциировалась. И хотя создаваемое ими предприятие было номерным, от их работы ожидали быстрого и конкретного результата. А потому национальный ценз практически отсутствовал. Их квартира, а точнее кухня (как и положено у шестидесятников) стала своего рода клубом профессиональной элиты проекта, среди которых евреев было неприлично много. Двенадцатилетний сын Вадим любил быть с ними. Тихо, не мешая сидел, слушал.