Судьба. Исключение виртуальности - страница 16

Шрифт
Интервал


– Мальчику не хватает общения – как-то сказала жена – посмотри, как он радуется любому проявлению внимания, особенно твоего. Хорошо, конечно, но у него это как-то чересчур.

– Ну некоторая неадекватность естественна в его возрасте. Пройдет.

Шло лето 1967-го года. В Израиле не успев начаться, закончилась война, названная шестидневной. Это было событие, не укладывавшееся в материалистическое, марксистско-ленинское представление о мире… И войне. А потому вызвавшее живейший интерес у всех граждан страны, не говоря уже о евреях. Разговоры на кухне то и дело возвращались к Израилю.

– Слышал новую поговорку: «Бить по-жидовски – спасать Россию».

– Но наши-то, наши как позорно себя там ведут.

– А «наши», это кто?

– Да тихо ты…

– Ну идиоты потому что. А главное – во всем так. Представляешь, я ему говорю: «Интерфейсные оболочки ядра должны быть унифицированы», а он согласования окончаний не понимает.

От этих умных, красивых людей исходило физически ощутимое обаяние искренности. Несоответствие услышанного с официальной пропагандой, вызывало у молчаливого, несколько замкнутого ребенка чувство обиды и несправедливости. Ну а некоторая неадекватность естественна в этом возрасте.

После устного экзамена по математике к Вадиму подошел Юрьев и предложил проехаться в центр, реализовав таким образом заслуженное право на отдых. Предложение было неожиданное, но Вадим обрадовался. Его тянуло к этому умному и харизматичному, несмотря на возраст, приятелю. Он был остроумен, много знал, но умел не только говорить, но и слушать. Жили они с мамой одни, а мама Юрьева работала продавщицей в районной «стекляшке». С ним было интересно, но получалось всегда так, что они встречались не когда хотел Вадим, а когда было нужно Юрьеву. День получился яркий: они были в кино, пили квас («ваша лошадь больна диабетом»), а когда уже возвращались домой, Юрьев вдруг спросил: «Слушай, а что там в Израиле произошло? Как ты думаешь?». И Вадима как прорвало – он рассказал все, что действительно об этом думает, говорил долго и страстно, пока не почувствовал некоторое облегчение, выговорившись умному и внимательному собеседнику. Остаток лета пролетел незаметно. С Юрьевым они больше не виделись. Однажды зайдя в стекляшку, он узнал, что тот в лагере (пионерском), при этом мама Юрьева, обычно улыбчивая и приветливая, посмотрела на него как-то странно, с сожалением что ли. Хотя, возможно, ему это показалось.