– Ань, ты погоди горячку-то пороть, явку с повинной всегда успеешь оформить. Гришка-то твой в бегах, об этом даже участковый знает. Может нам…
– Отчаянная ты, Наташка, ох, отчаянная! Только мне по-любому не жить. От правосудия, может, и уйду, а вот от Манюни не скроюсь, это точно. Я тебе никогда не рассказывала, что у Гришки полюбовница авторитетная, – Анна замолчала, словно подбирала нужные слова, потом добавила: – Была. И любовь у них тоже была. Гришка за ней таскался, как хвост за собакой. Все деньги ей на цацки спускал.
– Ты про это разговор сейчас зачем завела?
– Достанет она меня, Наташка. Отомстит за Гришку, как пить дать. У них месть – это святое. А мне выжить надо, Тольку поднять.
– Ань, как же ты мальца из тюрьмы подымать будешь?
– Не знаю. Пока не знаю. Просьбу мою выполнишь? Я тебе телефончик сейчас черкну и записочку. Позвони сестре моей Фимке, расскажи про меня. Когда приедет, записку ей передай. А Толик пусть у тебя пока побудет. Сделаешь?
– Сделаю, Анька, – Наталья поглядела на притихшего Толика. – А если сестра не приедет?
– Приедет. И Толика заберёт, не сомневайся.
Милиция явилась быстро. Протоколы, понятые, допросы-вопросы… И началась у Анны с Толиком совсем другая жизнь.
Школа на посёлке была своя. В ней учились исключительно местные дети до пятого класса. На шестой год тех, кто отличился в учёбе и поведении, переводили в другую школу, что находилась в городе. Остальных неблагополучных определяли в интернат с правом приходить домой по выходным дням.
Накануне Толиного дня рождения к Серафиме пришла учительница, у которой Толик учился все пять лет, и завела такой разговор:
– Пора определяться, Серафима, куда мальца отправлять будем.
– А чего тут определяться? Ясен пень – в интернат!
– Я бы на твоём месте не торопилась так, Серафима. Толик к наукам способный. Да и тихий он мальчик, кроткий. Видела бы ты, какие оторвы с ним в одном классе учатся, может по другому рассудила бы. Так ты же ни разу на собрание не пришла.
– Ты, Антонина Сергеевна, меня собраниями не упрекай. Собрание вы для кого собираете? Для родителей. Я же Толика не рожала, я к нему опекуном согласилась только потому, что это последняя Анькина просьба была. Так-то, давно бы малой в детдоме был. Вот скоро Анька вернётся, пусть тогда и решает, где ему доучиваться. Моё же слово – в интернат. Нечего ему в городе делать. У него родители сиделые. Вдруг и он чего выкинет? Кто тогда за него отвечать будет? Я? А оно мне надо? Вот то-то же… Да и, если по сердцу рассудить, не приживётся он там. Не пустят его городские интеллигенты в свою компанию. Придётся ему из кожи вон лезть, чтобы его за своего приняли, изворачиваться. А если случится извернуться не так? Что тогда? Тюрьма… Видишь, Антонина Сергеевна как складывается – куда ни пойди, а выхода нет. Определяй Толика в интернат.