Всё прошло стремительнее, чем
я ожидал. В таком же темпе я перемещался между кабинетами. Хирург —
мужчина с квадратными плечами и руками, похожими на клешни, —
осмотрел меня на наличие шрамов и проверил на плоскостопие.
Заставил присесть десять раз и безапелляционно объявил.
— Годен.
Хотя служба мне светила только
после училища. Или он имел в виду годность к поступлению? Ладно,
чёрт с ним…
Невропатолог — сухонький
старичок с профессорской бородкой — методично стучал по моим
коленям молоточком с потрескавшейся резиновой насадкой. На его
столе лежала свежая "Медицинская газета" с заголовком о борьбе с
алкоголизмом.
— Руки вытяни. Пальцем до носа
достань. Глаза закрой и на одной ноге постой. Жалобы на головные
боли имеются? Нет? Тогда следующий!
Схватив анкету с печатями, я
помчался к окулисту. Там меня встретила дородная женщина в очках с
линзами толщиной в палец. Она заставила читать таблицу с буквами,
висевшую на стене ещё со времён Брежнева, спрашивала, вижу ли
нижнюю строчку. Потом вставила в громоздкую оправу линзу и снова
допытывалась. Проверила, различаю ли цвета по выцветшей таблице
Рабкина. В общем, ничего нового — всё почти так же, как в прежнем
мире, где я проходил подобные комиссии дважды: перед поступлением и
перед самой службой.
Без проблем оббежав почти всех
врачей, я оставил напоследок ЛОРа и психиатра. Отоларинголог —
интеллигентного вида мужчина в очках с металлической оправой —
интересовался, нет ли проблем с дыханием, а потом отошёл подальше и
начал тихо шептать, проверяя мой слух. Его я тоже прошёл на
"отлично".
А вот самым неприятным, как
всегда, оказался психиатр. Он смотрел прямо в глаза пронизывающим
взглядом, задавал странные вопросы и загадки. Напоследок
спросил:
— Мысли о самоубийстве были? —
его голос звучал буднично, словно интересовался погодой. — Спишь
как? Алкоголь употребляешь? Наркотики? Нет? Точно нет?
На этом я был свободен.
Пришлось только подождать минут десять, пока председатель комиссии
— грузный мужчина с орденскими планками на лацкане пиджака —
поставит печать в мою карту.
Забрав документы, я побрёл на
почту. Там толпился народ — получали пенсии, отправляли телеграммы,
стояли в очереди к переговорному пункту. А на стене висел плакат
"Слава труду!". Заплатив же за конверт и лист бумаги, я устроился
на подоконнике в углу. Набросал краткую автобиографию: кто я, где
живу, где учился — всё в таком духе. Особо не распространялся,
поскольку далёкое прошлое Сеньки мне было известно лишь в общих
чертах. Это письмо вместе с документами о прохождении медкомиссии я
отправил в город по адресу училища. Благо адрес отпечатался в
памяти — Сенька уже отправлял туда заявление.