Утром меня разбудил стук в дверь. Солнце уже поднялось над
лесом, заливая комнату ярким светом сквозь незанавешенные окна.
На пороге стоял молодой парень в кепке и клетчатой рубашке, на
вид лет шестнадцати.
— Виктор Алексеич? Вам записка от Михал Михалыча, — он протянул
сложенный вчетверо лист бумаги.
Я развернул записку. Почерк Громова оказался крупным,
размашистым:
«Виктор Алексеевич! По рекомендации фельдшера Вам положен
постельный режим еще два дня. Используйте это время для
обустройства на новом месте. В понедельник жду Вас в конторе,
покажу фронт работ. С уважением, М.М. Громов».
— Спасибо, — кивнул я парню. — Как тебя зовут?
— Сашка я, — улыбнулся он. — На почте помогаю, а еще в клубе
киномехаником подрабатываю.
— Киномехаником? — заинтересовался я. — И какие фильмы
крутите?
— В эту субботу «Белое солнце пустыни» будет, — с гордостью
ответил Сашка. — Приходите, народу не много бывает, место хорошее
найдем.
— Обязательно приду, — пообещал я, и парень, кивнув, ускакал по
тропинке вниз.
День предстоял насыщенный. Я планировал закончить уборку,
осмотреть участок, который прилегал к дому, и составить список
необходимых материалов для ремонта.
Печь прогорела за ночь, но стены сохранили тепло. Я позавтракал
хлебом и колбасой, купленными вчера в сельском магазине, запил
крепким чаем. Чайник грелся на керосинке, которую я нашел в
кладовке, небольшой, но исправной.
Участок оказался впечатляющих размеров. За домом располагался
запущенный огород, но грядки еще угадывались под сорняками. У
забора росли несколько яблонь и кусты смородины. В дальнем углу
стоял покосившийся сарай, а рядом дровяник, заполненный березовыми
чурками.
Колодец я нашел в десяти шагах от крыльца, бревенчатый сруб с
жестяной крышей и воротом. Вода оказалась кристально чистой и
ледяной, с привкусом железа.
Вернувшись в дом, я приступил к более детальному осмотру. Крыша
протекала в нескольких местах, об этом свидетельствовали желтые
пятна на потолке.
Печная труба нуждалась в перекладке, два оконных стекла имели
трещины. Главной проблемой выглядело крыльцо. Прогнившие доски
могли не выдержать дождливой осени.
Я записывал все в найденную в столе тетрадь, составляя подробный
план ремонта. Моя фотографическая память позволяла удерживать в
голове сотни деталей одновременно, но я предпочитал старый добрый
метод записей. С тем же успехом я мог бы просто запомнить все, но
физический акт письма помогал структурировать мысли.