А жена Ильи, которая после того, как посадила семена, уже успела
сходить домой, принесла нам обед — простую похлёбку с хлебом и
кружку молока, ещё тёплого, видимо, только что из-под коровы. Сев
обедать, я понял, что очень проголодался. В похлёбке плавали
кусочки картошки и капусты, а хлеб был такой душистый, что аж
голова кружилась от аромата. Молоко густое, жирное, настоящее — не
то пойло, что продавали в московских магазинах.
— Спасибо, хозяюшка, — сказал я женщине, и она, застенчиво
улыбнувшись, поклонилась и поспешила обратно к дому.
После обеда, посмотрев на результат нашей работы, я подумал о
том, сколько всего можно сделать, имея знания из будущего. Главное
— найти правильный подход к людям и убедить их, заставить поверить
в то, что перемены к лучшему возможны и их можно сделать своими
руками, причём довольно просто. Люди здесь привыкли к тому, что
жизнь идёт своим чередом, год за годом, без особых изменений. А тут
вдруг появляется возможность что-то улучшить, сделать
по-новому.
— Ну что, Илья, доволен работой? — спросил я, отряхивая
руки.
— Доволен, барин, — ответил он, но в голосе слышались сомнения.
— Только вот огурцы-то… они в такой штуке расти будут?
— Увидишь, — улыбнулся я. — Совсем скоро увидишь.
Да, оглядываясь на пусть и примитивную, но тепличку, я понимал,
что упахался, конечно, знатно. Да ещё и тело Егора весьма
капризничало — всё-таки чувствовалось, лопату в руках ни разу он не
держал, а спина ныла так, словно её молотом отбили. Руки горели от
непривычной работы и плечи тянуло нещадно.
А ещё же скоро мужики должны были прийти — что-то по дому нужно
было сделать. Те же ставни, вон, да двери — вот-вот упадут с
петель, если их не подправить. Крыша тоже требовала внимания —
кое-где соломы не хватало, и в дождь небось текло изрядно.
Поразмыслив над тем, что когда придут мужики, им понадобится
какой-то материал для того, чтобы подлатать имение, которое мне
досталось от бабули, я потащил Митяя опять всё к тому же
покосившемуся дому и ткнул пальцем в пристройку, чьи стены дышали
на ладан.
Солнце играло бликами на прогнивших досках, высвечивая в
трещинах паутину — целые кружевные занавесы, сотканные терпеливыми
пауками за годы запустения. Древесина местами почернела от сырости,
местами выбелилась до цвета старой кости. Крыша пристройки
провисала так, что казалось — ещё немного, и она рухнет под
собственной тяжестью.