Пока докладываю, упёрла взгляд на стену позади главврача, чтобы избежать необходимости смотреть ему в глаза. Но всё-таки замечаю, что Гранина мой доклад не слишком интересует. Куда больше он заинтересован мной. А вот это уже отвратительно. Потому резко ставлю точку.
– Думаю, остальное вам расскажет Марина Арнольдовна.
О, как же мне хочется поскорее отсюда уйти!
3. Глава 3
– Доктор Печерская начала работать у нас три года назад, сразу после окончания учёбы. Она с отличием окончила ординатуру, затем стала кандидатом медицинских наук, и с тех пор продолжает успешно трудиться в нашей клинике. Ваш предшественник, доктор Осип Маркович Швыдкой, оказывал Эллине Родионовне большую помощь, поскольку он всегда говорил, что будущее отечественной медицины – это молодые специалисты, в которых нужно вкладывать знания и опыт.
Слушая Марину Арнольдовну, я смущаюсь и злюсь одновременно. Удивительный она человек всё-таки! Не двуликий, а трёх-, четырёх- и даже пятиликий Янус! Умеет льстить так, что сидишь и ощущаешь себя словно мёдом измазанной. Но если ей не угодить, то мёд превращается в фекалии, и тогда ощущения совсем другие. А бывает наоборот: она вроде хвалит и улыбается, но запашок от её слов заставляет морщиться.
– Это звучит очень многообещающе, – говорит Гранин, слушая заведующую. При этом он пытается заглянуть мне в глаза, но я отворачиваю голову. Сначала пересчитала все лампочки на потолке, потом количество стульев в конференц-зале, теперь прикидываю, сколько ушло ламината на пол.
– К сожалению, сейчас я должен оставить вас, в моём кабинете осталось ещё так много не просмотренных документов, – Марина Арнольдовна говорит извиняющимся тоном и встаёт. Я тоже хочу подняться.
– Эллина, дорогая, не могли бы вы объяснить Никите Михайловичу ключевые показатели вашего отделения за прошлый год? Будьте так любезны, – заведующая наклоняет голову в мою сторону и говорит это сладеньким голоском. Во мне просыпается совсем не медицинское желание сделать ей лоботомию. Без анестезии.
Как это потом назовут, интересно? Убийство в состоянии аффекта?
Делаю глубокий вдох и решаю всё-таки оставить Марину Арнольдовну в живых. Не хочется проводить последующие лет двадцать за решёткой.
Когда дверь закрывается и щёлкает замок, я смотрю на столешницу прямо перед собой и крепко сжимаю губы.