― Жизнь изменчива, Брессар. Когда-нибудь ты можешь устыдиться своей злобы...
― Когда этот день наступит, тогда и поговорим, – он собрался уходить, но остановился и ткнул в мою сторону пальцем, – а пока что ты станешь называть меня господином. Или я буду делать вид, что не слышу тебя. Хозяева плохо тебя дрессировали, посмотрим, может, у меня получится лучше.
Дракон усмехнулся с отвращением и превосходством, и тут к нему подбежала красивая молодая блондинка, большеглазая, с крупными, многообещающими губами.
― Милый, ты вернулся! – девица повисла на шее Брессара, с жаром прижавшись к нему торчащими рогами высоких грудей. – Я так соскучилась... – томно простонала она, а дракон рывком притянул её к себе, запустив пятерню в распущенные волосы, и неистово впился в губы.
Совершенно не стесняясь окружающих, блондинка позволяла тискать себя, и сама вовсю распускала руки, нарочито показывая, что дракон принадлежит ей.
Красотка вряд ли меня заметила, а вот чего добивался Брессар, целуясь с ней у меня на глазах? Ревности? Так я ничего к нему не чувствовала, выполнять супружеский долг не стремилась, ну, есть любовница, да и ладно. Или хотел оскорбить, указать на моё место? А смысл? Я и так знаю, чего стоит наш брак, и понимаю, что даром не нужна чешуйчатому мужу. Впрочем, как и он мне.
Я смотрела, как лобызаются эти двое, и чувствовала только отвращение. Как можно вот так выставлять напоказ то, что должно быть сокрыто в тишине спальни? Пусть и не супружеской... Неужели нет желания оставить только для себя такие особенные моменты?
Долгие годы вся моя жизнь была на виду у хозяев, следивших за каждым шагом, и я безмерно ценила моменты уединения и всё то, до чего не могли дотянуться их грязные руки, то, что принадлежало лишь мне. Таких вещей было совсем не много. Мысли, воспоминания, мечты, да, пожалуй, и всё... А дракон и его девица сами выставляли свои отношения на потеху публике. Какая мерзость!
Брессар, наконец, оторвался от блондинки и приказал одной из служанок, невысокой, худой женщине средних лет, чтобы поселила меня в какой-нибудь комнате, лишь бы подальше от него. Женщина присела и поклонилась, даже не взглянув в мою сторону, а вот красотка заинтересовалась.
― Маркус?.. А кто это? Новая служанка? Зачем тебе такая молодая? И почему её волосы неестественно красные? – девица пристально и весьма ревниво меня рассматривала, и толстые, словно опухшие, губы всё больше поджимались и бледнели. Вдруг она схватилась за сердце и выдохнула: – Ох, духи-прародители! Ты принёс сюда шлюху? Только они красят волосы и лица! Маркус! Как ты мог? – красотка была само воплощение обиды и оскорблённой невинности.