Каждое слово в «беседе» запоминалось
и учитывалось. Стоило в очередной раз при повторном ответе на тот
же, но иначе сформулированный вопрос ответить чуть-чуть не так,
пусть и синонимом – это тут же вызывало целый поток новых вопросов.
Это заставляло задумываться над каждым издаваемым звуком, но,
оказалось, что задержки при ответе с точки зрения следователей СИБ
тоже имеют значение! Уууу! И думать над ответом нельзя, и отвечать
не думая – тоже нельзя! В итоге хоть я с этим допросом и пропустил
обед – нам прямо в кабинет принесли чай и кое-какую выпечку –
аппетита почти не было, так что попросил «накрыть к чаю на одного»
и отправился в душ, благо, бельё прачечная вернула.
Справедливости ради, больше таких
интенсивных допросов – простите, бесед – не было, но каждый день
часа по два-три я со следователями общался, а время в промежутках
проводил в библиотеке. В пятницу беседа была только одна, утренняя,
и она на самом деле могла считаться беседой, часа на полтора. Я
даже начал надеяться, что меня отпустят домой. Причём меня бы
полностью устроило, если бы меня просто отпустили: но о каких
наградах или благодарности я уж и не думал! Правда, если честно, я
и с самого начала ни на какие выгоды не рассчитывал: ружьё делал
для себя, под свои желания и исходя из своих и деда соображений.
Привёз-то в первую очередь ради отчётности, во вторую – чтобы на
РДА у Наследника стояло что-то, что можно назвать оружием, боевым,
а не охотничьим.
В субботу меня опять никто не трогал.
И, поскольку я сомневаюсь, что у сотрудников СИБ пятидневная
рабочая неделя, то это дало робкую надежду на завершение
приключения. И в воскресенье я получил подтверждение теории, вместе
с предупреждением, что завтра в десять минут одиннадцатого меня
ждёт Его Величество, чтобы к половине десятого я был готов к
встрече: Государь может пожелать видеть меня немного раньше, если
быстрее решит предыдущие вопросы. Дед подсказал, что придут за мной
не позже девяти. Пришли в половину девятого, а в кабинет к Государю
я вошёл в десять ноль восемь, до того отсидев своё в приёмной.
Пётр Алексеевич встретил меня стоя,
или, возможно, не успел сесть после того, как проводил бывшего
передо мной в очереди какого-то действительного статского
советника. Тем не менее, приветствовал меня тепло: