Ремонт, да. Дед даже песенку спел, на
удивление уместную. Конечно, ни скользких улиц, ни иномарок здесь
не имелось, зато «помятые крылья несчастной любви» присутствовали,
что называется, в ассортименте. Я эту строчку даже нечаянно вслух
пропел, тихонько, но Иван Антонович услышал и прокомментировал:
– Эта «любовь» бесплодна, а потому
бессмысленна и даже безнравственна. Но я придумаю им более
плодотворную и полезную для общества деятельность. До полного
удовлетворения всего организма, ага!
Помятый металл, включая внутренние
слои бронепластин, я выправил меньше, чем за пятнадцать минут, но
ведь броневики мы покрасили! После того, как убрали
противопоказанный для выживания металлический блеск с
разведывательных автомобилей, пришлось красить и всё остальное, в
том числе и для единообразия, и вот с покраской возились дольше
всего. Сперва виновники столкновения зачищали повреждённые участки
шкуркой, потом с тяжёлыми вздохами обезжиривали спиртом, а затем
красили при помощи имевшегося уже и в Викентьевке распылителя.
Высушили краску при помощи магов и поехали дальше, вновь сменив
шоферов. Ну, и пообедали перед этим, разумеется, только парочка
провинившихся ограничилась сухим пайком.
Бобруйск тоже доставил «приятных и
радостных» минут! Объездной дороги к югу от города, которая имелась
в мире деда, у нас отсутствовала даже в проекте. Так что пришлось
пробираться по улице, являвшейся продолжением Гомельского тракта,
что проходила пусть и по краю, но всё же через город. По той самой,
по которой мне приходилось пробираться по пути из Могилёва в
Викентьевку и обратно. При этом не раз и не два хотелось достать
ружьё и бахнуть по задницам если не резиновой картечью, про которую
дед рассказывал, то пресловутой крупной солью. Или хотя бы выйти из
автомобиля и дать по морде! Эти «бессмертные» ломились поперёк
явной военной колонны вообще без каких-либо раздумий и опасений за
свои жизнь и здоровье! Особенно много эмоций доставил водитель
кобылы с ломовой телегой, который выперся из двора и вообще не
глядя по сторонам попёрся поперёк дороги между двумя нашими
броневиками. Каким чудом шофёр успел затормозить и вырулить, лишь
слегка зацепив бампером левый задний угол телеги – я не знаю. Но
тот придурок вместо того, чтоб порадоваться чудесному спасению,
стал грозить кнутом в сторону кабины! Тут уж я всё-таки вышел и из
кабины, и из себя. Я даже не смогу воспроизвести свою речь в адрес
недоумка, помню только, что начал с обращения «Ах ты ж падла
необъезженная, суицидник грёбаный», а ещё клинок за что-то
зацепился и его не удавалось извлечь из ножен. Хотелось отходить
тележника плашмя по разным частям тела, но – не удалось. Хорошо
ещё, что за револьвером не потянулся, а то мог и на серьёзные
неприятности нарваться. Но и у оппонента какие-то остатки чувства
самосохранения всё же пробудились, так что он пришпорил свой
транспорт и умчался в узкий проулок, едва не зацепив по дороге
коляску извозчика. А мы с броневиком поехали догонять колонну, что
успела удалиться метров на восемьдесят – скорость передвижения по
Бобруйску всё ещё пешеходная.