В спину ей смотрела статуя неизвестного каменного мужчины в хитоне, похожего разом на Зевса, Одина и Будду.
Заметив ее взгляд, назвавшийся Марианом профессор пояснил:
– Статуи, увековечивающие Воплощение Магии, могут быть как мужского, так и женского пола. Здесь, если мне не изменяет память, скульптор придал Воплощению черты первого ректора Университета.
Что делать с этой информацией Альба не знала и просто кивнула. Ей казалось, словно в глубине каменных глаз был какой-то взгляд. Не людской, нет. Что-то, измерившее ее со всех сторон и принявшее решение. Чья-то воля, куда более могущественная, чем воля человека.
Древние люди на Земле верили в разных богов. Может, и не зря? Альба в церкви не ходила, хотя нет-нет да и задумывалась, а нет ли там кого наверху. Не того, кто наказывает всех, от четких церковных канонов отступивших, а просто кого-то большего, чем человек.
– В вашем родном мире верят в иных богов магии?
Альба замялась. Не будет ли правда неправильным ответом? Или, наоборот, о таком нужно сказать?
– В моем мире нет магии.
Признаться стоило. Альбе и так казалось, что этот седовласый видит ее насквозь, а говорит вслух просто чтобы понять, что именно она готова сказать, а о чем лишь подумать и оставить при себе.
– Магия есть везде, но не везде у магов есть шанс прикоснуться к ее нитям и раскрыть свой дар. Идемте за мной.
За большой дверью обнаружился коридор без окон с таким же высоким потолком и таким же освещением из магических сфер. Стоило Альбе, слегка оглушено следующей за проректором, покинуть зал с колоннами, как двери за ее спиной закрылись. С наружной их стороны не было ни замка, ни засова, ни даже самой простой дверной ручки.
Седовласый профессор пояснил:
– Зал Перехода открывается по воле самой магии. Эти двери не взломать и не открыть просто из прихоти вне зависимости от магической силы того, кто пытается сделать это. Самых упорных взломщиков ждет наказание. Впрочем, в подвалах ни одну дверь нельзя открывать без прямого разрешения и сопровождения кого-то из магистров или профессоров.
А дверей в коридоре было немало. Высокие, старые, одни с какими-то вырезанными символами, другие расчерченные линиями, третьи просто однотонные и лакированные… Казалось, за каждой из них жила своя история, своя тайна. К тому же, все вокруг было словно бы пронизано какими-то странными тонкими разноцветными нитями, буквально вросшими в каменные стены, оплетающими светильники и проникающими в полоску ковра под ногами, и около дверей эти нити были наиболее яркими. Они завораживали, притягивая взгляд своей полупрозрачностью, в глубинах которой жили приятные взгляду насыщенные цвета.