Конечно, ходить по дому, держась за ручки, как дети, нам тоже не понравилось, но после нескольких экспериментов и целой серии шишек, царапин и ссадин даже я была вынуждена признать, что другого варианта для Горыныча пока нет. Без меня он постоянно падал, бился локтями и лбом об двери и косяки. Упорно пытался отшибить себе пальцы на ногах и руках. Все время норовил порезаться или поцарапаться и стал напоминать беспомощного младенца, от которого физически было невозможно отойти. Причем до крайности разраженного, отчаянно ругающегося младенца, присматривать за которым стало тем еще испытанием.
Наконец за окном сгустилась ночь и встал вопрос о том, где он будет спать.
Горыныч даже заикаться не стал насчет того, чтобы переночевать у меня в комнате. Спать рядом с ним мне тоже было ни к чему, однако и оставлять его одного категорически не хотелось.
Он, правда, поклялся-побожился, что до утра из гостевой светлицы не выберется и вообще ни разу за ночь не шелохнется. Настаивал, чтобы я спокойно шла к себе, уверял, что не пропадет, и даже на время сумел меня в этом убедить. Однако спала я все равно беспокойно. А около полуночи услышала за дверью страшный грохот и опрометью выскочила из постели, предполагая самое худшее — от смертоубийства до прихода Кощея Бессмертного.
Как и ожидалось, слова своего дракон не сдержал и посреди ночи все же выбрался из светлицы. Судя по всему, ему приспичило перекусить — вечером-то он от расстройства так и не наелся. Неудивительно, что среди ночи прожорливое брюхо его все-таки разбудило. Причем, судя по расстеленной самобранке, частично разорить ее он все-таки успел. Потом, видя, что ничего плохого не случилось, наверное, разохотился, расслабился, сел по привычке на стул… а тот возьми и развались под ним в самый неподходящий момент. Как водится, с шумом, искрами и грохотом.
Как результат, Горыныч от неожиданности взмахнул руками, умудрившись при этом смести на пол несколько близстоящих тарелок и бутылок. Потом, уже падая, непроизвольно ухватился за край скатерти. Поскольку падение было стремительным, а сила у Горыныча — нечеловеческой, то скатерть он, разумеется, со стола стянул. А вместе с ней все, что на там находилось, с готовностью рухнуло на невезучего змея, покрыв его целой смесью из разнообразной еды и всевозможных напитков.